Читать онлайн «Провокатор. Роман Малиновский: судьба и время». Страница 29

Результаты его усилий, учитывая сжатые сроки, были впечатляющими. Именно тогда были установлены памятники героям Отечественной войны, реставрированы укрепления — Шевардин-ский редут и Семеновские флеши, открыт Бородинский музей. Понадобилось не только привести в образцовый порядок Бородинское поле, но и построить шоссе и временную железнодорожную ветку с платформой и павильоном для стоянки императорских поездов, перестроить станцию Бородино, отремонтировать ведущие к историческим местам дороги, соорудить новые мосты.

До одной из дорог, впрочем, руки не дошли, и когда прибывший на торжества Николай II пожелал совершить поездку верхом на Утицкий курган, сопровождавший его Джунковский предупредил, что дорога после прошедшего ливня будет «отчаянная»; пришлось все время объезжать громадные рытвины и ямы, наполненные водой. Несмотря на это, царь был очень доволен и благодарил Джунковского за то, что увидал, наконец, «настоящую российскую деревенскую дорогу», о которых, по его признанию, он знал до сих пор только по рассказам.

Программа празднеств предоставила царю возможность увидеть и «настоящее» деревенское население: 5 тысяч специально отобранных крестьян из всех губерний во главе со своими волостными старшинами были построены на Бородинском поле «живой стеной» в четыре линии, впереди палаток, в которых они жили несколько дней в ожидании торжественной минуты. За доставленное удовольствие волостных старшин ждал обед в Кремле: «щи, пирог, цыплята с огурцом и сладкое», — пунктуально отметил Джунковский, не забывший переписать и куда более изысканное французское меню парадного обеда в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца, устроенного для военно-начальствующих лиц. Удалось разыскать и привезти на празднества нескольких столетних и более старцев — «свидетелей» событий Отечественной войны. Общение с народом продолжалось в виде приемов учащихся московских ремесленных школ и воспитанников приютов, преподносивших императрице, наследнику и великим княжнам изготовленные ими подарки.

Единственный, по словам Джунковского, прискорбный инцидент, подействовавший удручающе на царя, свиту и гостей, произошел во время смотра войск на Ходынском поле (опять роковая Ходынка!), когда из строя вышел солдат Бахурин, пытаясь подать царю прошение. После смотра командующий Московским военным округом генерал П.А.Плеве полу[232]! и л высочайший выговор, прочие командиры — взыскания, а главный виновник инцидента приговорен по законам военного времени (1) к каторжным работам, но два месяца спустя великодушно помилован царем. Торжества завершились грандиозным всенародным молением на Красной площади с участием тысячи представителей духовенства в парадных, шитых золотом малиновых облачениях; из Успенского собора они вышли к народу на площадь в сопровождении царя и членов царской семьи…

Николай II был удовлетворен: подобные зрелищные мероприятия по случаю исторических юбилеев и сопутствовавший им несомненный, но кратковременный эмоциональный подъем массы зрителей убеждали его в том, что, вопреки всему, единство царя и народа — реальность, и, следовательно, можно игнорировать претензии политических партий и Государственной думы, — «страна правее, чем Дума». Москва казалась ему символом духовной, а значит и политической устойчивости; демонстративно подчеркивая свою симпатию к первопрестольной столице, он пытался найти решение исторического спора между традиционно-национальным и европейским началами в русской культуре и жизни простейшим способом — реставрируя внешние признаки допетровской Руси, имитируя образ народного царя.

На организаторов торжеств пролился дождь наград. Джунковского ожидало назначение товарищем министра внутренних дел, в ведение его переходил департамент полиции. Виссарионова царь пожаловал в последний день своего пребывания в Москве чином действительного статского советника[233]. Вероятно, то, что это произошло в Москве, доставило и «профессору» сыскного дела удовольствие: в Москве он когда-то окончил 1-ю мужскую гимназию на Волхонке, напротив храма Христа Спасителя (как раз в ней двадцать лет спустя учились Шер и Бухарин), затем он учился, как и они, на юридическом факультете Московского университета. Службу он начинал в Московской судебной палате и в 1903–1906 гг. уже заведовал политическим отделом Московского охранного отделения.

Пожалование состоялось по всеподданейшему докладу министра внутренних дел, но вряд ли Макаров упомянул, чем занимался Виссарионов в дни Бородинских торжеств помимо забот об охране царя. Еще весной 1912 г. во время ревизии Московского охранного отделения вице-директор департамента полиции узнал от начальника отделения Заварзина сногсшибательную новость: секретного со-Iрудника «Портного» социал-демократы намерены выдвинуть в IV Государственную думу, он сам доказывает, как будет выгодно его избрание правительству. 5 мая Виссарионов направил рапорт об згом министру внутренних дел. Новый начальник московской охранки Мартынов, принявший дела у Заварзина в июле, подтвердил: у Малиновского очень сильны шансы пройти в Думу. В связи с этим Белецкий предложил своему заместителю воспользоваться поездкой на Бородинские торжества чтобы лично познакомиться с Малиновским и обсудить все возникающие вопросы.

Первая их встреча произошла в присутствии Мартынова и Иванова. Разговор был, по словам Виссарионова, «обо всех обстоятельствах», в том числе о переезде Малиновского в случае его избрания в Петербург, о жаловании, о месте «работы». Малиновский признался, что не хотел бы «работать» с Петербургским охранным отделением, и встретил со стороны собеседников полное понимание, несмотря на то, что раньше ни один из секретных сотрудников не связывался напрямую с департаментом полиции[234].

Развернутую аргументацию в пользу продвижения Малиновского в депутаты мы находим в письме Мартынова Виссарионову от 25 августа 1912 г. Возможные варианты при том или ином исходе выборов представлялись Мартынову следующим образом: если избрание не состоится, то «серьезность партийных связей «Портного»… приведет или к полному отдалению его от дела или же, в противном случае, при его широкой популярности, к более чем нежелательному провалу». Если же Малиновский пройдет в депутаты, то «он окажется окончательно забронированным от упреков в бездеятельности со стороны своих единомышленников и от возможности непосредственного воздействия розыскных органов империи»[235]. Иначе говоря, не исключалось, что Малиновский откажется от карьеры провокатора. Депутатское звание мыслилось как гарантия от такой нежелательной перспективы: более видное и безопасное положение будет побуждать Малиновского усерднее служить правительству, охранка же, идя навстречу честолюбивым устремлениям провокатора, теснее привяжет его к себе.