Читать онлайн «Русский капитал. От Демидовых до Нобелей». Страница 45

Московская консерватория на Большой Никитской. 1970-е годы

Театр Солодовникова на Большой Дмитровке. 1890-е годы

Постройка на Большой Дмитровке была произведена в рекордный срок: уже через восемь месяцев, в 1894 году, театр был готов принять первых зрителей. «Устроен театр по последним указаниям науки в акустическом и пожарном отношениях, – занимались рекламой газеты. – Театр, выстроенный из камня и железа, на цементе, состоит из зрительного зала на 3100 человек, сцены в 1000 кв. сажен, помещения для оркестра в 100 человек, трех громадных фойе, буфета в виде вокзального зала и широких, могущих заменить фойе, боковых коридоров». А государственная комиссия констатировала: «Внутренняя отделка носит характер неоконченности и неряшливости, в театре плохая вентиляция, отсутствуют аварийные лестницы и выходы, тесные фойе и коридоры, асфальтовые полы, неблагоустроенные туалеты, множество неудобных мест в зале с плохой видимостью… Лестницы в удручающем состоянии, а улица слишком узка для такого количества народу». Акт приемки не подписали.

В это время в Германии госпожа Виардо уже собрала труппу для выступления в новом театре. Напрасно она взывала к совести московского купца и просила выплатить хоть часть из полагавшегося по устному договору гонорара. Солодовников заявил, что ничего платить не собирается. Точно так же поступил он и с одним из опытнейших российских антрепренеров Германом Парадизом: когда бухгалтер банковского дома братьев Джамгаровых Иван Артемьев сказал, что наберет труппу и заплатит за театр на 2000 рублей больше, чем Парадиз, Гаврила Гаврилович мигом «забыл» о договоренности с последним. Артемьев моментально набрал под новый театр денежных залогов, нанял 241 человека персонала (артисты, монтировщики, гримеры, костюмеры и так далее) и… посадил их на голодный паек. Почти весь год театр не работал, а созываемые одна за другой комиссии отказывались его принять, пока не будут устранены недоделки. К лету так и не состоявшийся антрепренер окончательно разорился.

А Солодовников нашел нового, Николая Матвеевича Бернарда, который согласился на свой счет устранить указанные комиссиями недочеты. К делу он подключил Михаила Лентовского. Совместно им удалось-таки подготовить театр к новому сезону и убедить генерал-губернатора Москвы в том, что театр готов к приему зрителей. В итоге 24 декабря 1895 года «Большой частный театр Солодовникова», который в прессе успели обозвать «дмитровским сараем», был открыт.

Но театр просуществовал недолго. Вскоре здесь обосновалась Частная опера С. И. Мамонтова. Именно здесь впервые в Москве выступил молодой Федор Шаляпин. С 1904 по 1917 год в этом здании размещалась другая частная опера – принадлежавшая купцу С. И. Зимину. А после революции это был филиал Большого театра, расположенного совсем рядом. С 1961 года (и в настоящее время) этот дом известен как Московский театр оперетты.

В Москве конца XIX века не было, пожалуй, более популярного героя для городских анекдотов, чем Гаврила Солодовников. О «владетеле пассажа» пели сатирические куплеты, его внешностью редакционные художники награждали героев своих карикатур, над ним смеялись городская беднота и городское начальство. Просто всероссийский взрыв веселья вызвал судебный процесс, который возбудила против него сожительница, родившая ему нескольких детей, мадам Куколевская. Газеты заливались: «Солодовников отстаивает свое законное право бросить женщину», а фраза его адвоката Лохвицкого:

«Раз госпожа Куколевская жила в незаконном сожительстве, какие же у нее доказательства, что дети от Солодовникова?» – вообще стала крылатой и несколько лет носилась по России.

И что самое обидное, оградить себя от насмешек Гаврила Гаврилович не мог: купечество, в отличие от дворянства, не было привилегированным сословием и исков о защите чести и достоинства от них не принимали. Чего защищать, когда достоинство может быть исключительно дворянским? Выход был один – срочно становиться дворянином. Для человека с таким состоянием, какое имелось у Солодовникова, это было несложно. Все прекрасно знали, как это делается. Желающий приходил в городскую управу и впрямую спрашивал, чем он мог бы помочь городу. Ему давали задание, он его выполнял, а город писал прошение на высочайшее имя, и прошение это обычно удовлетворялось.

Так поступил и Солодовников. Явившись в 1894 году в управу, он заявил, что хотел бы построить для города какое-нибудь полезное заведение. В управе сидели люди с чувством юмора. Они объяснили купцу, что городу сейчас ничто не нужно так сильно, как венерическая больница. Тонкость ситуации заключалась в том, что по традиции того времени объекту, подаренному городу, присваивалось имя дарителя. Следовательно, построенная Гаврилой Гавриловичем больница должна была называться «Клиника кожных и венерических болезней купца Солодовникова». Миллионер сразу понял, в чем здесь потеха, и от предложения отказался. Еще три раза обращался он в управу, и всякий раз ему предлагали одно и то же. Наконец предприниматель не выдержал и выделил деньги на строительство. Клиника была построена и оборудована по самому последнему слову тогдашней науки и техники. Взамен Гаврила Гаврилович милостиво просил начальство не присваивать больнице его имя. Начальство согласилось. Спустя некоторое время Солодовников за подарок городу получил орден на шею и прописался в дворянской книге.

А услугами Клиники кожных и венерических болезней при 1-ом Московском медицинском институте (с 1990 года институт имеет иной статус и иное название – Московская медицинская академия имени И. М. Сеченова) нуждающиеся пользуются и по сей день.

22 мая 1901 года газеты сообщили, что «вчера в первом часу ночи скончался московский миллионер Гавриил Гавриилович Солодовников, слухи о расстроенном здоровье которого ходили в Москве уже давно». В час, когда было вскрыто завещание богатейшего в стране купца, состояние которого превосходило состояние Морозовых, Третьяковых и Рябушинских, Россия перестала смеяться над Гаврилой Гавриловичем.

На момент смерти его состояние оценивалось в 20 977 700 рублей. Из них родственникам он завещал 830 000 рублей. Больше всех, 300 000, получил старший сын и душеприказчик, член совета директоров Нижегородско-Самарского земельного банка Петр Гаврилович, а меньше всех – платье и нижнее белье покойного – младший сын, прапорщик царской армии Андрей. Так отец наказал сына за то, что тот отказался идти «по коммерческой линии». Стоит сказать, что в своем завещании купец не забыл ни про кого. Сестре Людмиле было выделено 50 000 рублей, двоюродной сестре Любови Шапировой – 20 000, ее дочерям – по 50 000, артельщику Пассажа Степану Родионову – 10 000, столько же писарю Михаилу Владченко. Кроме того, в завещании было упомянуто еще огромное количество родственников, друзей, знакомых и даже просто земляков купца, и каждый был отмечен немаленькой суммой.