Читать онлайн «Русский капитал. От Демидовых до Нобелей». Страница 14

К чести Боткина следует сказать, что водил он купцов все-таки по хорошим художникам и сам помогал нуворишам выбрать что-нибудь стоящее. Весть о том, что брат Иван перешел в мир иной, дошла до Козьмы Терентьевича, когда он гостил у художника Александра Андреевича Иванова. Пришлось прервать свое путешествие и вернуться в Москву. Однако Козьма Терентьевич, поведав Иванову о своем желании создать собственную картинную галерею, попросил художника покупать для него картины. Иванов не отказался и купил для московского купца лучшее из того, что нашел: Брюллова, Ге, Якоби.

В память о брате Козьма Терентьевич за 30 000 рублей выкупил из долговой тюрьмы всех находившихся там московских неплательщиков. Жест этот был довольно широкий, и о благотворителе заговорили. Причем если купцы над неразумным транжирой в основном потешались, то дворянство и представители творческой интеллигенции (а именно представители этих сословий обычно и составляли контингент долговых тюрем) искренне радовались поступку купца и призывали других следовать этому примеру.

Скоро слух о Солдатёнкове как о крупном покровителе российской богемы и всеобщем благодетеле разлетелся по всей державе. В его дом на Мясницкой съезжались актеры, писатели, художники со всей страны. У каждого из них были свои проблемы, а у Козьмы Терентьевича имелись большие деньги, с помощью которых можно было эти проблемы решить. И поскольку купец оказался чуть ли не единственным в России защитником всех униженных и оскорбленных, то людская молва немедленно записала его во враги самодержавия. Немудрено, ведь друзьями Солдатёнкова в то время себя называли Герцен и Огарев, а сам купец не только не опасался такой дружбы, но и гордился ею и не скрывал, что во многом благодаря ему выходят герценский «Колокол» и приложение «Общее вече».

Постепенно дом на Мясницкой превратился в настоящий штаб западнического движения, а сам купец попал в список «лиц неблагонадежных». В своем донесении генерал-губернатор Москвы Закревский писал о нем: «Раскольник, западник, приятель Кокорева, желающий беспорядков и возмущения». Узнав об опасной характеристике, Козьма Терентьевич профинансировал и враждебное западническому славянофильское движение, дал денег на издание реакционной газеты «День», завел дружбу с начальником московской полиции генералом Козловым и издал «на свой кошт» сборник статей Чичерина, открывавшийся «Письмом к издателю “Колокола”». Такая активность возымела успех: западники все реже стали появляться в доме «русского Медичи», как называли Солдатёнкова многочисленные друзья и знакомые, рейтинг купца в глазах московской администрации вырос, а Герцен публично обозвал его кретином. Но денег на «Колокол» просить не перестал.

Когда пришло время задуматься и о личной жизни, выбирать супругу из купеческого сословия Козьма Терентьевич не захотел. В то время в моду стали входить браки с иностранками. Однако купец-старообрядец прекрасно понимал, что никакая иностранка не согласится перейти в старую славянскую веру. А традиции этой старой веры Козьма Терентьевич старался блюсти свято. Царь Николай I извел на Руси старообрядческих священников, тогда Солдатёнков на свои деньги тайно вывез из Константинополя в Австрию «своего» митрополита, для того чтобы тот посвящал в сан новых раскольнических служителей культа. Каждый вечер он по-особому одевался и служил молебен в своей домашней молельне. Всякое письмо он начинал с того, что выводил в правом верхнем углу листа две буквы: «Г. Б.», что означало «Господи, благослови!»

Клеманс Карловна Дюбуа

Итак, пришлось ограничиться браком гражданским. Впрочем, гражданские браки тогда тоже входили в моду. Из Парижа вскоре приехала мадемуазель Клеманс. Девушка была хороша собой, умна и имела лишь один недостаток: она совершенно не говорила по-русски. Козьма Терентьевич же, напротив, ни одного другого языка, кроме русского, не знал и знать не желал. Жене пришлось осваивать русский, чтобы общаться с мужем. Они прожили счастливо долгую жизнь. В 1854 году у Козьмы Терентьевича Солдатёнкова и Клеманс Карловны Дюбуа родился сын, которого в документах нарекли Иваном Ильичом Барышевым.

Козьма Терентьевич сына любил и мечтал, что из него выйдет писатель типа Чехова или Тургенева.

– Пиши, Ваня, – говорил он сыну, исполнявшему обязанности старшего приказчика в отцовской лавке в Гостином дворе. – Как станешь писателем, все состояние на тебя отпишу.

И Ваня писал. Под псевдонимом Мясницкий он относил в журналы зарисовки из жизни московского купечества. Даже издал несколько книжек. Написал столько, что удостоился чести войти своим именем в литературные энциклопедии, но вот великого писателя из него не вышло, что сильно огорчило отца. Огорчило настолько, что он оставил ему после смерти лишь 25 000 рублей. Из 8 000 000 возможных.

Любовь к писателям возникла у Козьмы Терентьевича не на пустом месте. Еще в 1856 году к нему пришел сын знаменитого актера Михаила Щепкина Николай и предложил учредить совместную книгоиздательскую фирму. Идея Козьме Терентьевичу понравилась, поскольку это позволяло стать не только другом писателей, но еще и издателем-просветителем. Поэтому уже через несколько дней появилось «Товарищество книгоиздания К. Солдатёнкова и Н. Щепкина». Товарищи довольно удачно распределили между собой обязанности: Козьма Терентьевич ведал коммерческой стороной проекта, а Николай Михайлович определял его творческую направленность.

Книги в их издательстве выходили очень красивые, в роскошных кожаных переплетах, с золотыми обрезами, с великолепными цветными иллюстрациями. И со смешными ценами. Из-за цен у товарищей и возникли первые споры.

– Козьма Терентьевич, – уговаривал компаньона Щепкин, – наш Некрасов за пять рублей пойдет замечательно.

– Да ладно вам, Николай Михайлович, кто ж ее за пять купит? Прогорим. Рубля за полтора поставим, по двадцать копеек на книжке поимеем, и то прибыль.

В итоге трехтысячный тираж сборника поэта «улетел» с прилавка за два дня. Через неделю его можно было достать на Никольском букинистическом рынке не меньше чем за 6 рублей; приехавший в Россию Александр Дюма купил себе экземпляр за 16, а для коллекционеров, заказывавших ее у букинистов, цена доходила до 40 рублей.

«Добрые люди! Не крадите у меня эту книжку. Уже три такие книжки украдены. О сем смиренно просит Ник. Лесков (Цена 8 р.)» – такую надпись писатель сделал на титульном листе изданной Солдатёнковым книги «Народные русские легенды, собранные А. Н. Афанасьевым» (начальная стоимость – 1 рубль).