Читать онлайн «Бестужев-Рюмин». Страница 15

На исходе 1734 года Бестужева-Рюмина «по совместительству» с резидентством в Гамбурге опять назначили посланником в Данию, отозвав оттуда барона фон Бракеля и направив его в цесарскую Вену. Данию, как и Швецию, Франция усиленно втягивала в субсидийный антироссийский договор. Версаль желал, чтобы эти две скандинавские страны своими вооружёнными силами связывали Россию на северо-западе и мешали ей отвлекаться на центральноевропейские дела. Но Дания предпочла французским деньгам английские и в начале 1739 года подписала договор о субсидиях с Англией. Англия уже тогда предпочитала манипулировать европейскими событиями издалека и лучше других умела решать свои проблемы чужими руками.

В этой ситуации попытки А.П. Бестужева подтолкнуть Копенгаген к союзу с Петербургом успехом не увенчались. «…Здесь более десяти французских партизанов против одного истинного патриота, которые не токмо к шведам, но и к туркам более, нежели к россиянам, склонны и всеми удобоумышленными способами домогаются оные мои инсинуации опровергать», — писал он Остерману в Петербург. «Инсинуации» посланника заключались в том, что Алексей Петрович, ввиду шведских вооружений, запугивал датчан свёртыванием русской торговли в Балтийском море и переносом её в Архангельск, что сильно ударило бы по сборам датской таможенной пошлины в проливе Эресунд (Зунд).

В мае 1736 года он, не без помощи Бирона, получил чин тайного, а по окончании командировки в Данию — действительного тайного советника. Это было уже существенным продвижением по петровской табели рангов. В последние годы он из Копенгагена и Гамбурга, помогая своему брату, занимался и шведскими делами. Он проработал в Гамбурге и Копенгагене вплоть до 1740 года, пока в Петербурге не началось следствие по делу А. Волынского.

Искусный интриган, не лишённый определённых административных и хозяйственных способностей, но довольно посредственная личность, Бирон был лишён широкого государственного кругозора, в том числе на внешнюю политику и очень тяготился своей зависимостью от всесильного и опытного вице-канцлера А.И. Остермана, державшего всю русскую дипломатию в своих руках. Попытки фаворита возвысить в противовес Остерману сперва П.И. Ягужинского, а потом А.П. Волынского не удались. Сам немец, не имея никакого официального титула или звания при дворе, ни точки опоры в своих действиях, но благодаря близости к телу императрицы получивший неограниченную власть, Бирон достаточно рано понял, что первоначальная ставка на вестфальского немца Остермана и молодого нахрапистого кабинет-министра Волынского была недостаточной. Обрусевший и набравшийся русского опыта, Остерман слишком очевидно превосходил его по всем статьям, а потому бывший конюх чувствовал себя рядом с ним довольно неуютно. В то же время не в меру заносчивый, амбициозный и слишком самостоятельный кабинет-министр А.П. Волынский быстро подчинил своей воле престарелого канцлера Алексея Михайловича Черкасского, подобно Микояну в советское время переходившего из одного режима власти в другой и везде считавшегося «подходящим», и стал в опасное противостояние к Остерману, что практически лишало Бирона всякой свободы действий. Более того, Волынский стал успешно завоёвывать доверие Анны Иоанновны и, кажется, был полон решимости оттеснить от кормила власти не только Остермана, но и самого Бирона. Пришлось Волынского убирать, устраивать над ним судебный процесс — руками русских же министров, естественно!

Артемий Петрович Волынский (1689—27.6.1740), человек не без способностей, но чрезвычайно самоуверенный, умело лавировал между Э.И. Бироном, А.И. Остерманом и Б.Х. Минихом. В начале 30-х годов он вместе со своими единомышленниками Ф.И. Соймоновым, П.М. Еропкиным, А.Ф. Хрущовым, В.Н. Татищевым (1686—1750), а также графом П.И. Мусиным-Пушкиным и князем А.Д. Кантемиром[28] обсуждал устройство России, писал проекты реформ, знакомился с сочинениями иностранных авторов на эту тему. Он осуждал «верховников», пытавшихся ограничить самодержавие, предлагал перевести в дворянство священников, составил образовательную программу для молодых россиян, призывал дворян улучшить положение крепостных крестьян. В то же время Волынский критиковал правление Анны Иоанновны, резко отзывался о Бироне и пытался бороться с немецким засильем при дворе (что не мешало ему раболепствовать перед Бироном).

В 1740 году, будучи кабинет-министром, Волынский организовал в Ледяном дворце в Петербурге потешную свадьбу придворного шута князя М.А. Голицына[29] с калмычкой-шутихой и вдовой Авдотьей Ивановной Бужениновой (1710—1742). В результате интриг Бирона и Остермана Волынский, ставший опасным для Бирона, должен был уйти со сцены. Предлогом для ареста, кроме писания «прожектов», послужило избиение поэта В. Тредиаковского в доме временщика. Кабинет-министр был подвергнут пыткам и обвинён в заговоре против самодержавной власти императрицы. Волынский всё отрицал, но суд, состоявший исключительно из русских сановников, его оправдания не принял и приговорил его к казни[30].

Временщик, как мы уже сообщали, ещё до казни Волынского взял на заметку младшего Бестужева. Как человек, забравший в свои руки и внешнюю политику, Бирон иногда получал отчёты от посланника в Копенгагене и Гамбурге. Предполагая сыграть на тщеславии Алексея Петровича, Бирон решил его приблизить и сделать из него «карманного», послушного его воле кабинет-министра. Вероятно, временщик считал, что умный и честолюбивый русский вряд ли будет помнить зло, совершённое им по отношению к отцу, и даже наоборот, возможно оценит это как знак искреннего примирения с семейством Бестужевых-Рюминых. Младший Бестужев должен был стать противовесом как Остерману, так и непредсказуемому Волынскому и одновременно быть послушным орудием в руках фаворита.

Так или не так рассуждал временщик, но младший Бестужев, по всей видимости, понял, что представившуюся возможность упускать никоим образом нельзя, и воспринял внимание Бирона вполне прагматично. Он увидел в этом долгожданный шанс подняться наконец наверх. Последующие драматические события не дали возможности этим двум историческим персонажам в полной мере проявить свои способности по отношению друг к другу. Сблизившись, оба имели слишком много задних мыслей, чтобы сотрудничать искренно. Думается, рано или поздно их отношения закончились бы конфликтом. Как бы то ни было, близость к Бирону на первых порах принесла младшему Бестужеву, как и его отцу, гораздо больше неприятностей, чем пользы. Но уже будучи однажды вознесённым наверх, Бестужев будет подхвачен новым приливом общественной волны, так что покровительственное внимание Бирона в конечном счёте сыграло, на наш взгляд, решающую роль в его карьере. Таковы уж превратности судьбы тех, кто с риском для себя готов отправиться в опасное плавание по житейскому морю.