Читать онлайн «Григорий Явлинский». Страница 22

В июле на очередной встрече «большой семерки» эта программа должна была обсуждаться с участием М. Горбачева. Однако поддержка М. Горбачева к тому времени уже иссякла. Но тем не менее, на мой взгляд, было бы неправильно видеть виновником одного лишь М. Горбачева. Все намного сложнее. Это было бы слишком примитивное объяснение. Более точно понять причину неприятия новой программы Явлинского можно, лишь проанализировав изменения, которые произошли за это время (с весны до лета 1991 года) в СССР.

Конец уходящего 1990-го года ничем особым не отличался. Разве что два выстрела из обреза, прозвучавшие на Красной площади во время парада 7 ноября. Убийство не состоялось, а парад плюрализма состоялся: смешались все лозунги. М. Горбачев и Б. Ельцин стояли рядом на трибуне Мавзолея, демонстрируя дружбу и сплоченность, которых между ними совершенно не было, и спокойно взирали на разношерстные лозунги митингующих. М. Горбачев тщательно и бережно вынашивал идею создания Союза Суверенных Государств (ССГ). Б. Ельцин не менее тщательно вынашивал идею переселения в Кремль.

24 ноября публикуется проект Конституции Российской Федерации, подготовленный Конституционной комиссией во главе с Б. Ельциным. Прочитав его, М. Горбачев сказал: «По сути дела, если развить концепцию президентского правления в Российской Федерации, заложенную в проекте российской Конституции, то ни о каком Союзе Суверенных Государств и речи быть не может»[56]. Однако это не мешает ему обдумывать идею создания ССГ.

И через два дня после ознакомления с проектом Конституции россияне и другие граждане СССР знакомятся с проектом Союзного договора. Как говорится, идеи правят миром. Но понять, чьи идеи правили в то время страной — Горбачева или Ельцина или чьи-то еще, весьма трудно. Научная элита страны тоже порождала идеи. Правда, большинство из них заботилось не о том, как бы оказаться в Кремле, а как бы не оказаться вновь в тоталитарном государстве. Н. Петраков предостерегал, что демократия без рынка обречена. Г. А. Явлинский говорил о необходимости создания рыночных условий, о необходимости создания демократического общества, без которых невозможна демократия. А вскоре о демократии заговорили, закричали громко и сильно огромные массы людей.

Начало 1991 года ознаменовано кровавыми литовскими событиями. 13 января 1991 года при штурме Дома печати в ночной бойне у телерадиокомитета в Вильнюсе было применено оружие, танки. Были погибшие и раненые. М. Горбачев, позволив использовать литовскую ситуацию начала контрреформ по сценарию 1968 года, окончательно потерял авторитет.

«Пострадала» и вынашиваемая им идея создания ССГ. Теперь ряды ее противников увеличились. В. Вильчек в журнале «Мегаполис-Экспресс» пишет: «Россия, мне кажется, должна заявить о решимости отказаться от подписания Союзного договора, укрепляя прямые связи с другими республиками, заключая двусторонние соглашения, гарантирующие права россиян… Это единственная, на мой взгляд, возможность не только деблокировать перестройку, но и спасти от гражданской войны страну и планету — от катастрофы»[57]. На фоне литовских событий Договор о Союзе Суверенных Государств, опубликованный 9 марта, воспринимался многими людьми крайне отрицательно. В то же время идея Ельцина о том, что нужно использовать каждую возможность, чтобы укреплять контакты и заключать двух-, трех-, многосторонние соглашения, находит поддержку. Личность Ельцина вызывает самые горячие симпатии. Он сразу же после начала литовских событий — 14 января обратился к русским офицерам и солдатам в Прибалтике.

13 января на Манежной площади в Москве прошел митинг с лозунгом «Не допустим оккупации Литвы!». Такой же митинг прошел и 20 января. Но наиболее крупный митинг прошел в Москве 10 марта 1991 года. Собралось не менее 500 тысяч человек. По некоторым оценкам, это был самый грандиозный митинг за последние пять лет. Выступали в поддержку Б. Ельцина, бастующих шахтеров, суверенитета России.

Прежде чем приступить к анализу этих лозунгов, целесообразно объяснить, почему и каким образом бастующие шахтеры и Б. Ельцин оказались рядом. О том, что Б. Ельцин поддерживал бастующих шахтеров, не раз бывал у них, даже спускался в шахту, видел, каким тяжелым трудом они зарабатывают хлеб, знали многие. Поддерживал он и работников других отраслей. Например, после того как предложение по забастовке было принято на пленуме движения «Демократическая Россия» и поддержано депутатским корпусом РСФСР, об этом доложили Ельцину. Он сказал: «Я поддерживаю цели и задачи забастовки»[58]. Похоже, что тогда в его лице уж если не находили поддержку, то очень надеялись ее найти все обиженные. Его имя стало символом демократии, оно только что не обожествлялось. Странная и непонятная русская душа! Иной раз думаешь, что она умеет только боготворить и ненавидеть. Причем одно без другого не существует. Не нами было сказано: не сотвори себе кумира, — жаль, что об этом часто забывают.

Пожалуй, уже в этих лозунгах проклевывалось зернышко, из которого выросли многие наши беды, связанные с реформами. Не было ни экономических, ни политических требований. Митингующие полностью переключились на личности, на отторжение одного лидера и обожествление другого. Гиперперсонализация и сейчас свойственна многим бывшим советским людям, выбирающим лидера. Наверное, не скоро освободится наше общество от инфантилизма мышления. Митингующие не просили о тех или иных социальных преобразованиях, о снижении цен в конце концов. Их коллективная мысль и не пыталась даже обращаться к социальным и иным преобразованиям. Они требовали одного, они жаждали видеть у власти Б. Ельцина. Одновременно звучало рефреном: «Долой союзное правительство!», что вполне можно расценить как «долой Горбачева», хотя этих слов не произносили, но думали так многие. Речь шла не о преобразованиях как таковых, а о замене правящей клики. Смена руководства страны рассматривалась и воспринималась как самоцель. Все преобразования (утверждение демократии, переход на новые рыночные отношения, введение частной собственности…) отождествлялись с именем Ельцина, с изменением на вершине властных структур.

Энергия людей переключалась с дальнейшего развития революционных преобразований в экономике, политике на смену власти; с революционных изменений на политический переворот, который, как правило, не влечет коренных изменений существующего режима. Возобладали бюрократические стандарты действия и мысли. Коллективное мышление людей, митингующих в Москве 10 марта 1991 года, не смогло вырваться из привычных стереотипов, сложившихся в советское время. Уже тогда обозначились тенденции социальной и политической мимикрии. Причем мимикрия проникла не только к правителям, но и к простым смертным, собравшимся на митинг. Их инициатива оказалась безжизненной и нетворческой, но зато невероятно страстной, эмоциональное напряжение было очень высоким. Жаль, что мыслительное напряжение отсутствовало.