Читать онлайн «Теория праздного класса». Страница 111

Отдельные стороны «женского вопроса» в доступной форме выявили, до какой степени жизнь женщин в современном обществе, и в благовоспитанных кругах в особенности, регулируется основной массой представлений, сформулированных при экономических условиях более раннего этапа развития. Все еще ощущается, что образ жизни женщины в его гражданском, экономическом и социальном аспекте обычно является в существенной мере подставным образом жизни, достоинства и недостатки которого должны неизбежно приписываться какому-то другому лицу, которое по отношению к женщине является так или иначе собственником или опекуном. Так, например, ощущается, что всякое действие со стороны женщины, которое идет вразрез с предписанием общепринятого табеля о приличиях, немедленно бросает тень на честь мужчины, которому она принадлежит. В душе всякого, кто высказывает мнение по поводу такого рода нравственной неустойчивости или своенравия женщины, может, конечно, оставаться некоторое чувство несоответствия, однако здравым смыслом общности суждение по таким вопросам выносится без особых колебаний, и во всяком могущем возникнуть случае мало кто из мужчин стал бы сомневаться в правомерности своего чувства оскорбленного попечительства. С другой стороны, женщину сравнительно мало дискредитируют дурные поступки мужчины, с которым связана ее жизнь.

Хороший и красивый образ жизни, т. е. образ жизни, к которому мы привыкли, отводит женщине «сферу», подчиненную деятельности мужчины; и всякий отход от традиций предписанного ей круга обязанностей ощущается как неподобающий женщине. Когда вопрос касается гражданских прав или избирательного права, наш здравый смысл, т. е. логический вердикт по данному вопросу нашего образа жизни в целом, гласит, что в политической организации и перед законом женщина должна быть представлена не непосредственно, не лично, а через главу семьи, к которой она принадлежит. Женщине не подобает стремиться к самостоятельной, эгоцентричной жизни; и наш здравый смысл говорит нам, что ее прямое участие в делах общности, социальных или производственных, ставит под угрозу тот социальный порядок, который является выражением нашего образа мысли, сложившегося под влиянием традиций денежной культуры. «Весь этот вздор и суета по поводу «освобождения женщины из рабства, в котором она находится у мужчины», и так далее является, пользуясь простым и выразительным языком Элизабет Кейди Стэнтон, «сущим вздором». Социальные отношения полов закреплены природой. Вся наша цивилизация, т. е. все, что в ней есть хорошего, основывается на «домашнем очаге». «Домашний очаг» — это семья с мужчиной во главе. Этот взгляд на статус женщины, но выражаемый еще проще, преобладает не только среди большинства мужчин цивилизованных общностей, но также и среди женщин. Женщины весьма живо чувствуют требования системы приличий, и хотя, правда, для многих из них тягостно подчинение кодексу приличий во всех подробностях, мало кто не признает того факта, что существующий нравственный уклад в силу необходимости и по праву, предписанному свыше, ставит женщину в подчиненное мужчине положение. В конечном счете, согласно представлению самой женщины о том, что хорошо и красиво, ее жизнь является, как и должна являться в теории, выражением в косвенной форме жизни мужчины.

Однако несмотря на это общераспространенное представление о том, какое место должна естественным образом занимать женщина, заметен также начинающийся рост настроений, заключающихся в том, что вся эта система опеки, подставного образа жизни и приписывания достоинств и недостатков становится каким-то заблуждением. Или по крайней мере, если даже она и является естественным результатом развития, системой, отвечающей времени и месту, эта система, несмотря на ее очевидное эстетическое значение, не служит соответствующим образом самым обычным жизненным целям в современной производственной общности. Даже та большая, значительная масса благовоспитанных женщин верхних и средних слоев, чье хладнокровное, подобающее почтенной женщине представление о традиционных приличиях соответствует отношению статуса как в основе своей неизменно правильному, — даже они, занимая консервативную позицию, обычно находят некоторое незначительное расхождение в частностях между тем, что есть, и тем, чему следует быть. Однако наименее сговорчивые из современных женщин, кто в силу своей молодости, образования или темперамента не связан унаследованными от культуры варварства традициями статуса и в ком, может быть, пробуждается сильная тяга к самовыражению и мастерству, охвачены слишком живым чувством обиды, чтобы оставаться в покое.

В этом движении «за современную женщину» — так были названы безрассудные попытки восстановить тот статус, в котором женщина находилась в доледниковый период, — различимы по крайней мере два элемента или мотива, оба носящие экономический характер. Эти два мотива выражаются словами-лозунгами: «эмансипация» и «работа». Надо понимать, что каждое из этих слов означает что-то в плане широко распространенного чувства обиды. Повсеместность подобных настроений признается даже теми людьми, которые в ситуации, как она есть, не видят никакого реального основания для недовольства. Именно среди женщин состоятельных классов в тех общностях, которые наиболее развиты в производственном отношении, находит частое выражение это живое чувство обиды, которую надо загладить. Иначе говоря, выдвигается более или менее серьезное требование освобождения женщин от всякой опеки, от функций подставного праздного класса — от каких бы то ни было различий в статусе; такая резкая смена настроений особенно заметна среди тех женщин, на которых сохраняющаяся система общественной и семейной жизни с ее режимом статуса налагает наименее ослабленные требования подставного образа жизни, или же это происходит в тех общностях, которые сравнительно далеко ушли в своем экономическом развитии от традиционных условий, к которым система статуса была приспособлена наилучшим образом. Названные требования исходят от женщин, не допускающихся ни к какой результативной работе в строгом предписании следовать праздному образу жизни и осуществлять демонстративное потребление.

Многие критики неправильно истолковывали мотивы движения «за современную женщину». Состояние этого движения на американской почве недавно было так резюмировано одним популярным обозревателем общественных явлений: «Она обласкана мужем, самым преданным и самым работящим мужем на свете… Она превосходит его в образованности, а также почти во всех других отношениях. Она окружена и нежнейшей заботой. И все-таки она неудовлетворена… Англосаксонское движение «за современную женщину» — самый смехотворный из плодов современности, и ему суждено потерпеть страшнейший провал». Это описание, кроме содержащегося в нем осуждения — возможно, вполне уместного, — не прибавляет к «женскому вопросу» ничего, кроме неясности. То, что в этой типичной характеристике названного движения выдвигается в качестве субъективных соображений, объясняющих, почему, дескать, женщине следует быть довольной, как раз и вызывает обиду современниц. Женщину балуют: ей позволяется или даже требуется от нее тратить щедро и демонстративно — за ее мужа или другого естественного опекуна, т. е. подставным образом; она освобождается от грубой полезной работы или не допускается к таковой — чтобы вести праздный образ жизни ради доброй репутации ее естественного (финансового) опекуна. Подобные обязанности являются традиционными признаками личной зависимости, а порыв к целенаправленной деятельности с ними просто несовместим. Есть основание полагать, однако, что женщина тоже наделена — в большей мере, чем мужчина, — инстинктом мастерства, который рождает чувство отвращения к бесполезному существованию или пустым расходам. Чтобы удовлетворить инстинкт мастерства, женщина должна разворачивать свою жизнедеятельность в ответ на прямые, неопосредованные стимулы экономического окружения. Видимо, у женщин сильнее, чем у мужчин, желание жить своей собственной жизнью, принимая более непосредственное участие в процессе общественного производства.