Читать онлайн «Кант». Страница 25

В отношении динамических антиномий Кант утверждает, что в их тезисах, а с другой стороны, в антитезисах налицо различные субъекты, скрывающиеся до их уточнения под общим для них термином «мир». Итак, Кант «разводит» тезисы и антитезисы в разные стороны: оба противоположные друг другу утверждения «могут быть истинными в различных отношениях» (11, т. 3, стр. 496) в том смысле, что относятся к разным мирам. Затем Кант предполагает регулятивную истинность тезисов третьей и четвертой антиномий для вещей в себе и признает истинность их антитезисов для явлений.

Конечно, оперирование неуточненным понятием «мир вообще» должно приводить к ошибкам, и Кант прав, предупреждая против этого. Верно и то, что в науках, а тем более в философии бывают псевдопроблемы, а уточнение различных смыслов терминов, входящих в состав проблем, полезно и необходимо. Но не псевдопроблемы делают погоду в научном и философском познании, а уточнения терминов далеко не всегда достаточно для разрешения подлинных проблем. Что касается операции, проделанной Кантом над динамическими антиномиями, то отчасти она напоминает гегелевскую диалектическую ситуацию; ведь оба суждения, фиксирующие стороны объективного диалектического противоречия, истинны! Но здесь по сути дела не непосредственно объективные противоречия, а лишь противоречия их познания, и «разведение» обоих суждений в «разные стороны» еще не означает диалектического синтеза (хотя иногда оно для разрешения проблем бывает необходимо). Впрочем, строго говоря, Кант не утверждает истинности всех четырех суждений, входящих в динамические антиномии: истинными оказываются у него иные суждения, возникающие из прежних в итоге известного нам преобразования, т. е. расчленения понятия «мир» на два разных понятия «мир явлений» и «мир вещей в себе». Что касается замысла «третьего» решения вообще, то он может быть согласован с подлинной диалектикой познания: ведь диалектический синтез и есть такое «третье» решение в принципе. Вспомним замечание Энгельса о том, что истиной в решении антиномии дискретности и непрерывности материи будет «ни то, ни другое» (4, стр. 560), а нечто третье. Но это «третье» не есть принятие существования двух кантовских миров.

Истолкование «синтеза» тезисов и антитезисов антиномий у Канта проникнуто априоризмом и агностическим дуализмом. Он отвергает возможность разрешения антиномий путем действительного синтезирования рационального ядра антитезисов и тезисов на более высоком познавательном уровне. Здесь Кант расходится с принципом подлинно положительного разрешения проблем. Этот принцип был намечен затем Фихте, Шеллингом и особенно Гегелем.

Для марксистов логически узкие и односторонние, а философски идеалистические схемы решения Кантом антиномий, конечно, не приемлемы. «Критический» Кант не развил плодотворных догадок своих ранних «Мыслей об истинной оценке живых сил» (1746), в которых имелась верная мысль о том, что для решения этой проблемы надо синтезировать то лучшее, что было у Лейбница и у Декарта (11, т. 1, стр. 81). Зрелый Кант только в двух-трех случаях несколько расширил набор возможных вариантов логической структуры антиномий. Так, антиномию практического разума о том, что чем определяется — добродетель счастьем или, наоборот, счастье добродетелью, он разрешает так, что тезис и антитезис становятся истинными без обращения к учению о двух мирах. Антиномии в учении о телеологии и искусстве похожи по строению на антиномии чистого разума. Антиномий в чувственном познании он не заметил. Великое учение о противоречиях познания волей его автора стало ограничивать область собственного действия в силу того, что Кант сосредоточил это учение вокруг дуализма веры и знания. Но интересы и склонности «до-критического» Канта помогли отчасти преодолеть эту узость его интересов.

Это выразилось в том, что «под» уже известным нам разрешением Кантом математических антиномий в смысле их уничтожения обрисовывается второе их решение. Следуя материалистическому естествознанию своего века, Кант склоняется к определенному признанию для области явлений правоты их антитезисов. В доказательстве 3-й теоремы второго раздела «Метафизических начал естествознания» (1786) есть рассуждение о том, что «материя стремится расшириться во все стороны за пределы занимаемого ею пространства» (11, т. 6, стр. 96), а в 4-й теореме того же раздела говорится, что «материя делима до бесконечности, и притом на части, каждая из которых в свою очередь есть материя». Так в космологическом споре между идеалистами и материалистами Кант признает правоту вторых, приближая тем самым математические антиномии по способу их разрешения к антиномиям динамическим. Недаром русский идеалист Вл. Соловьев гневно обвинял Канта в том, что он осуществил контрабандный провоз «догматического материала через критическую таможню» (37, стр. 336).

Но способ решения динамических антиномий, конечно, не мог удовлетворить немецких диалектиков начала XIX в. Гегель писал, что Кант «превращает так называемое противоречие (Widerstreit) в нечто субъктивное, в котором оно, конечно, все еще остается той же видимостью, т. е. столь же неразрешенным, как и раньше» (26, т. I, стр. 264). Анализ антиномий познания завершился у Канта не открытием объективной диалектики вещей, а запрещением познающему мышлению выходить за пределы опыта. Как указывал Ленин, с пути диалектики Кант свернул на метафизическую дорожку. «…Антиномия чистого разума неизбежно приводит к… ограничению нашего познания…» (11, т. 6, стр. 215).

Но вместе с тем Канту принадлежат огромные заслуги в области исследования познающего мышления. Верно, что Кант указал на противоречивость разума и мышления вообще. Точнее говоря, Кант указал на то, что познание движется в русле то и дело возникающих и требующих своего разрешения гносеологических противоречий. Природа разума есть полемика, лишенная произвольности. Именно в этом смысле Кант указал на «двойственный, противоречивый интерес» познания и на своеобразную «хитрость разума» (11, т. 3, стр. 526). Тем самым он предвосхитил некоторую часть функций диалектической логики, которая должна разрабатывать механизмы разрешения проблемных ситуаций как в философии, так и в остальных науках. «…Установление этих (Кантовых. — И. Н.) антиномий все же остается очень важным и достойным благодарности результатом критической философии…» (25, т. I, стр. 98). С Канта начинается анализ диалектики процесса познания в связи с ее отличием от диалектики вещей, и в этом был один из важных отправных пунктов формирования материалистической диалектики Маркса и Энгельса.