Читать онлайн «Бернард Больцано». Страница 15

Глава IV. «Наукоучение» — истина и познание

стина как объект философского исследования всегда находилась в центре внимания философов. Проблемы определения понятия истины, ее критерия и способов достижения истинного знания являлись предметом ожесточенной полемики различных философских школ и направлений. В Новое время, в эпоху становления капиталистической общественноэкономической формации, в связи с развитием естествознания эти проблемы приобретают особенно важное значение. Две задачи выдвигаются на первый план: задача философского обоснования и оправдания научного познания и задача создания универсального метода исследования. Их решению посвящено творчество таких мыслителей, как Декарт, Спиноза и Лейбниц. Универсализация методов механики и математики, наиболее зрелых и бурно развивавшихся в их время научных дисциплин, породила метафизический метод в философии. Критика этого метода и обобщение всего философского знания в его историческом развитии подготовили почву для появления научного метода в философии — диалектики. Две линии в истории философии — диалектика и метафизика — были связаны друг с другом нередко в творчестве одного и того же мыслителя. В философско-логическом учении чешского ученого эта противоречивая связь видна достаточно отчетливо. «Наукоучение» явилось своеобразной логикой и теорией науки своего времени, и вполне понятно, что оно отражало как ее силу, так и ее слабости.

Учение об истине занимает главенствующее положение в «Наукоучении» Больцано. Оно служит теоретико-познавательной основой для логики и важнейшим элементом логического анализа. Еще в период созревания у Больцано идеи создания логики мыслитель был уверен, что философию следует начинать с утверждения существования истины вообще. В «Учебнике науки о религии» (изданном друзьями философа без его ведома) он писал: «Философ, безусловно, не должен предполагать ничего уже известным и решенным, даже своего собственного существования, что делал Кант; еще менее он может предполагать существование определенных других предметов, которые вызывают в нем представления. Он не может начинать иначе как только с утверждения, что имеется истина вообще. С этим он вынужден согласиться, поскольку противоположное утверждение противоречит само себе. Затем он исследует природу этих истин, видит, что они находятся в определенной объективной связи друг с другом, т. е. относятся друг к другу как основание и следствие и т. д., и все это без предположения самого себя как мыслящего существа. Отсюда он попытается изобразить систему всех этих истин по их объективной связи. После того лишь, как он придет к изложению так называемых эмпирических истин, он узнает, что имеется Я и вещи вне этого Я и т. д.» (цит. по: 82, 238). В этих словах мы видим набросок программы наукоучения. Первая предпосылка — существование, или, точнее, наличие, истины. Наука представляет собой совокупность истин в их связи друг с другом. Показать, как связаны истины, т. е. раскрыть форму научного знания, а затем его отношение к миру и субъекту, — такова задача наукоучения. У Канта философия начинается с субъекта познания, у Больцано — с объекта, с истины. Признание объектом познания истины, а не внешнего мира предопределяет все будущие недостатки учения.

Первый раздел наукоучения — «Учение об основах» — имеет два подраздела: «О существовании истин-в-себе» и «О познаваемости истин». Особенностью теоретико-познавательной части наукоучения Больцано является применение им математического способа доказательства к философским проблемам. Этот способ, как известно, использовался уже Декартом, Лейбницем и Спинозой. Последний пытался даже всю свою систему изложить в математической форме, представив ее как совокупность геометрических доказательств. Но такой подход оказался искусственным и большей частью бесплодным. Кант сделал попытку четко разграничить математический и философский методы. Высказав ряд правильных замечаний по этому поводу, он тем не менее преувеличивает различие философского и математического исследований. Больцано не согласен с Кантом, но неудачный опыт Спинозы заставляет его быть осторожным в использовании математических средств.

Доказательство того, что истины имеются, он начинает с опровержения радикального скептицизма, главным тезисом которого является утверждение «Не существует ни одной истины». Этот тезис, по мнению Больцано, опровергает сам себя и приводит к совершенно противоположному тезису о существовании бесконечного числа истин.

Положение о том, что не существует ни одной истины, основывается на молчаливом предположении наличия только одной истины — истины этого отрицательного суждения. Но если имеется одна истина, то можно показать, что имеется и вторая. Когда мы обозначим истину «Не существует ни одной истины» как «А есть В», мы можем высказать утверждение, с которым радикальный скептицизм вынужден будет согласиться, а именно: «Кроме истины „А есть В“, больше истин не имеется». Но это утверждение является уже второй истиной, так как она не совпадает с первой, содержит другие части. Подобным образом можно показать, что имеется и третья истина. Выразив вторую истину как «С есть D», мы можем сказать: «Кроме истин „А есть В“ и „С есть D“, больше нет истин». Но это и будет третья истина и т. д.

После доказательства того, что имеется n истин, мы можем доказать, что их существует бесконечное множество. Утверждение конечного их числа приводит к противоречию, сходному с противоречием, которое возникает вследствие утверждения, что не имеется ни одной истины, ибо всегда можно показать, что имеется n+1 истин, каким бы значительным числом ни было n (см. 21, 1, 147).

Этот способ доказательства Больцано применяет и далее, отстаивая возможность познания истин. Философ использует аргумент, подобный аргументу Декарта, на которого он и ссылается. Скептик, сомневаясь в существовании истин, должен согласиться с тем, что он имеет представление об этом сомнении. Декарт говорил, что можно усомниться во всем, кроме того, что имеется сомнение — мысль, выражающая его. Но безусловное существование представления о сомнении не может быть подвергнуто в свою очередь сомнению. А раз имеется единственная истина, утверждающая наличие представления, то уже нетрудно доказать существование бесконечного количества истин. В «Парадоксах бесконечного» Больцано дает несколько иное доказательство того, что имеется бесконечное множество истин. Если мы возьмем в качестве первоначальной истины любое предложение, например «Существуют истины», выразим его через А и образуем предложение «А истинно», то последнее будет отличаться от А, так как подлежащим второго предложения будет все первое. Таким образом мы получим вторую истину — В, из нее подобным же образом С и т. д. (см. 8, 17). В этом же сочинении Больцано дает очевидную, по его мнению, иллюстрацию наличия множества истин-в-себе. Она весьма характерна к тому же для его философской позиции. Он задает вопрос, на который каждый должен ответить утвердительно, а именно: существуют ли на полюсах Земли твердые и жидкие тела, камни, воздух, действуют ли они по известным законам друг на друга, так что скорости, которые они передают друг другу при ударе, находятся в обратном отношении к их массам, и происходит ли это и тогда, когда этого не наблюдает ни один человек? «Если на этот вопрос последует утвердительный ответ, — пишет он, — то имеются предложения- и истины-в-себе, которые выражают все эти явления, несмотря на то что никто не думает и не знает о них» (там же, 19). Больцано говорит о параллельном существовании реальных вещей и истин-в-себе, допускает своеобразный дуализм бытия и истин. Таким образом, отрывая от сознания и познания их результаты — понятия и истины, он защищает дуалистическую теорию. Но как же истины-в-себе выражают объективное положение дел? Кто выражает эти истины? Если никто из мыслящих существ, то какова природа этих истин? Ни на один вопрос подобного рода Больцано прямого ответа не дает. Истины-в-себе так же первоначальны, как и реально существующие вещи. Бесконечному числу вещей соответствует и бесконечное множество истин.