Читать онлайн «Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса»». Страница 73

Глава девятая.

ПОЛГОДА НА ЯВЕ

В конце марта 1873 года, после кратковременного захода в Сингапур, «Изумруд» бросил якорь на открытом рейде яванского порта Батавия (ныне Джакарта) — основного города Нидерландской Ост-Индии. Аванпорт Батавии Танджунг-Приок тогда еще не был построен. По каналу, прорытому через прибрежное мелководье и мангровые болота, пароходики и парусные суда доставляли в город пассажиров и грузы с больших кораблей, стоящих на рейде. Простившись с Кумани и всей командой клипера, Николай Николаевич с Ахматом высадился с корабельной шлюпки на берег в старой части Батавии, застроенной убогими покосившимися домишками, в которых ютилась многонациональная городская беднота. Каналы с бурой, дурно пахнущей водой служили транспортными артериями, местом купания, источником питьевой воды, сюда стекались и сбрасывались нечистоты. Поэтому здесь свирепствовали брюшной тиф и дизентерия, регулярно вспыхивали эпидемии холеры.

В Старой Батавии можно было увидеть и более солидные каменные дома, в которых располагались конторы банков и торговых компаний. Но голландцы и другие европейцы появлялись здесь только в рабочие часы, а ночевать уезжали в Вельтевреден — более возвышенный и сухой район Батавии, отделенный от старого города китайским кварталом, или в предместья на холмах. Вельтевреден был застроен особняками, окруженными садами, здесь находились дворец генерал-губернатора, другие правительственные здания, площади с памятниками, клубы, музеи, опера, зоологический и ботанический сады, библиотека, научные общества. Но и тут проявлялись климатические особенности Батавии — круглосуточный и круглогодичный тропический зной и изнурительная духота. По образному выражению М.М. Бакунина, русского генерального консула в Батавии, «в городе днем и ночью одинаково душно и влажно, как в русской бане»[526]. Поэтому Миклухо-Маклай, не задерживаясь в Батавии, отправился по недавно построенной железной дороге в Бейтензорг — город-сад, расположенный в 48 километрах к югу от Батавии на высоте 400 метров над уровнем моря.

Во второй половине XVIII века голландцы создали дворец и парк Бейтензорг (в переводе «беззаботный») на окраине яванского городка Богор как официальную резиденцию генерал-губернатора, который ежемесячно лишь на два-три дня приезжал в Батавию, а два самых жарких месяца обычно проводил в своей летней резиденции Чипанас. Климат в Бейтензорге мягче и приятнее, чем в Батавии. Но высокая влажность и множество естественных и искусственных водоемов способствовали во времена Миклухо-Маклая интенсивному размножению здесь малярийных комаров и других переносчиков тропических лихорадок, что ощутил на себе русский путешественник. Впрочем, малярия была широко распространена в этих краях и не считалась серьезной болезнью.

Приехав в Бейтензорг, Николай Николаевич — чуть ли не на последние деньги — снял маленький домик и решил осмотреться и отдохнуть, прежде чем представить в канцелярию генерал-губернатора Лаудона рекомендательные письма, полученные в 1870 году в Гааге. Но на восьмой день его посетил адъютант Лаудона с настоятельной просьбой переселиться во дворец в качестве почетного гостя, обещая, что он будет совершенно так же свободен, как живя дома, и предоставляя путешественнику выбор апартаментов. Миклухо-Маклай, разумеется, принял это приглашение, но предпочел поселиться не в самом дворце, а в маленьком павильоне, под тенистыми деревьями окружающего дворец роскошного парка.

Приглашение было не случайным. Помимо соответствующих указаний, полученных Лаудоном от голландского министра колоний, он выполнил просьбу о максимальном содействии отважному путешественнику, с которой обратился к нему великий князь Алексей Александрович, четвертый сын Александра II, совершавший путешествие на Дальний Восток на фрегате «Светлана». Великий князь побывал на Яве за несколько месяцев до прибытия туда Миклухо-Маклая. Как видно из недавно опубликованной автобиографии Лаудона, Алексей Александрович подчеркнул, что русский путешественник — протеже его тетки, великой княгини Елены Павловны[527].

Пришло время познакомить читателей с Джеймсом Лаудоном (1824 — 1900) — сыном англичанина, осевшего и натурализовавшегося на Яве и женившегося на голландке, которая принесла ему неплохое приданое. Начав со службы в колониальной администрации, Лаудон-старший сколотил значительное состояние, став сахарозаводчиком и владельцем фабрик по производству красителя индиго. Своего сына Джеймса он отправил учиться в Голландию, где тот с отличием окончил Лейденский университет. По возвращении на Яву молодой человек начал карьеру с низших степеней чиновничьей иерархии. В 1857 году Джеймс переехал в Гаагу, где продолжал карьерное восхождение в министерстве колоний и даже возглавлял его. По своим воззрениям он принадлежал к умеренному крылу Либеральной партии, представлявшей интересы крупной промышленной буржуазии. Назначенный генерал-губернатором Нидерландской Индии, Лаудон 1 января 1872 года приступил к управлению колониальной империей, которая охватывала значительную часть Малайского архипелага.

Лаудон осторожно проводил реформы, преодолевая сопротивление как яванской знати, так и консервативно настроенных голландских чиновников. Миклухо-Маклай был недалек от истины, когда написал, что генерал-губернатор «играет здесь роль короля и действительно имеет власть более неограниченную, чем король Нидерландов»[528].

Вначале Лаудон настороженно отнесся к русскому путешественнику, но вскоре проникся к нему симпатией и ввел его в узкий круг своих приближенных, которым дозволено было поддерживать неформальные отношения с его семьей, состоящей из жены Луизы, пятерых дочерей в возрасте от восьми до семнадцати лет и двоих маленьких сыновей.

«Теперь я живу у губернатора около месяца, и мне действительно хорошо, — писал путешественник Александру Мещерскому в июне 1873 года. — <…> У меня нет никаких Sorgen (забот. — Д. Т.) относительно помещения, стола, прислуги и т. п. и т. п. Кроме того, много европейского комфорта, коляска и карета в каждое время к услугам, верховая лошадь. Кроме семьи генерал-губернатора <…> я ни с кем не знаком — сижу дома целый день, забрал много книг из батавийской библиотеки и наслаждаюсь тишиною (дворец окружен большим парком и ботаническим садом), воздухом, а главное — полною беззаботностью касательно ежедневных потребностей, которые подчас одолевали меня в Новой Гвинее. К обеду в 7 часов приходится, однако же, надевать фрак, белье, галстук и перчатки, но это неудобство окупается хорошим очень обедом, а главное — после обеда музыкою дочерей губернатора, которые очень сносно играют. В 8 ч. гости, если были приглашенные к обеду, удаляются, все происходит с соблюдением очень строгого этикета — но эти формальности не касаются меня. Я остаюсь с дамами часов до 10 или 11. Кроме музыки я предложил чтение вслух, чтобы не поддерживать разговор. <…> Перед обедом катаюсь, когда не лень, верхом. Эта перемена обстановки после Гвинеи мне полезна, но по временам чувствуется, что скоро, пожалуй, мне сделается потребностью удалиться в страны без фраков и белых перчаток»[529].