Читать онлайн «Арина Родионовна». Страница 6

«Будем же беспристрастны и не станем преувеличивать влияния Арины Родионовны на Пушкина. Таких добрых старушек было много на Руси, и многим из наших писателей они рассказывали свои сказки, но только на одного Пушкина эти сказки повлияли так беспримерно»[38]. Прискорбно, но факт: подобные призывы лиц высокопрофессиональных и трезвых не встретили после революции должного понимания. Взамен него трудящимся на всяком шагу прививали слепую, бездумную любовь к пушкинской няне — и люди, как правило, послушно любили Арину Родионовну именно такой, профанированной любовью[39].

Лишь считанные исследования и заметки о няне поэта, напечатанные в советские годы, пережили долгую и трудную агитпроповскую эпоху, сохранив ту или иную степень ценности, и закрепились в анналах пушкинистики[40].

К таковым следует отнести скромную с виду книжечку маститого пушкиниста и историка литературы Н. О. Лернера «Няня Пушкина», которую выпустили в Ленинграде в 1924 году, аккурат к 125-летию со дня рождения поэта. На тридцати двух страницах малого формата тут были собраны и доступно изложены элементарные «начатки знаний» по данному вопросу, как то: имевшиеся тогда в распоряжении учёных факты биографии Арины Родионовны, пушкинские стихи и фрагменты писем о «мамушке», свидетельства современников поэта и колоритные мнения известных пушкинистов. «Для Пушкина няня была не только нежной пестуньей и преданным другом: в ней он нашёл истинно-народный образ и исчерпал его в своём творчестве, — провозглашается в одном из лернеровских пассажей. — Её преданность и нежность так глубоко врезались в его сердце, жаждавшее любви и ласки, что он запечатлел даже отдельные проявления любви своей няни, умилявшие его своей трогательною непосредственностью, и эти черты отразил в своих произведениях»[41].

Иллюстрированная брошюра Н. О. Лернера оказалась первым в нашей науке специальным книжным изданием об Арине Родионовне — и в этом, как сейчас представляется, заключалось главное достоинство ленинградской штудии (давно ставшей библиографической редкостью).

Заметной вехой в изучении жизни Арины Родионовны стало фундаментальное исследование А. И. Ульянского «Няня Пушкина», изданное Академией наук СССР в 1940 году. «Значение Арины Родионовны для Пушкина исключительно велико и общеизвестно, но полностью ещё не охвачено, не подытожено; биографические же сведения о ней поражают своей скудостью, — заявлено в предисловии к книге. — О происхождении Арины Родионовны, её детстве, условиях личной жизни, жизни её семьи, её потомках почти ничего не известно. <…> Автор был уверен, что скудость имеющихся сведений о жизни Арины Родионовны не помешает осуществлению настоящего труда, в соответствии с замыслом, в надежде, что при настойчивых разысканиях удастся обнаружить ещё не тронутые и неизвестные материалы и документы»[42].

Такие редкостные материалы А. И. Ульянскому, действительно, посчастливилось найти — в метрических книгах и исповедных росписях суйдовской церкви Воскресения Христова, в ревизских сказках XVIII века и в иных труднодоступных исторических источниках. Благодаря обнаруженным документам объяснились или уточнились многие спорные, причём решающие, эпизоды биографии пушкинской няни. Попутно автором была составлена «Родословная» Арины Родионовны, в которой он сумел — прямо-таки «поколенно» — проследить судьбу крепостного рода «мамушки» с конца XVII и почти до середины XX столетия. Значение кропотливых разысканий А. И. Ульянского трудно переоценить: его книга сразу вошла (и поныне входит) в разряд настольных для любого подлинного учёного или писателя, вознамерившегося сказать что-либо существенное о няне поэта.

Едва ли подобный объективный писатель сможет обойтись и без эссе В. С. Непомнящего «Мама», впервые опубликованного (под названием «Мамушка») в 1981 году и спустя два года переизданного — в журнальном и книжном, расширенном, вариантах[43]. Оно преисполнено глубоким лирико-философским смыслом.

«Мы чаще всего говорим о няне Пушкина либо сентиментальными общими словами, либо с точки зрения фольклористической, в связи со сказками и песнями, записанными от неё, — пишет В. С. Непомнящий. — Но ведь это так мало и плоско; но ведь он провёл с нею бок о бок два года, и каких года; но ведь не будь её, он во многом был бы, может, другим. Кто из творцов культуры скажет, что его жизнь, личность, работу строили только большие события, идеи и тенденции, книги и коллеги; кто умолчит о том, с какою силой воздействуют мать и отец, сестра или брат, жена, ребёнок, друзья — те, чьё влияние так всепронизывающе, что его трудно ухватить и отвести ему место в комментариях?

Приезжали иногда — редко — друзья, бывал Алексей Вульф, в Тригорском жили милые барышни со своей милой матерью. Но друзья уезжали; Вульф был умён и занятен, тригорские соседки были чудные — но разве они могли влиять на Пушкина?

А она влияла. Я склонен думать, что это влияние было необычайно значительным <…>. Не зря она — один из устойчивейших обликов его музы. Рядом с ней определилось и окрепло слово зрелого Пушкина. Она ввела русскую песню и русскую сказку в его опыт и душу. <…> Его русская речь во многом воспитана ею. Мне всё кажется, что то неповторимое чувство, которое знакомо нам по стихотворению „Я вас любил…“, в чём-то сходно с любовью женщины и будто несёт отблеск беззаветной любви, которую питала к нему няня. Я думаю также: то, что мы называем художнической мудростью и объективностью Пушкина, его мужественное эпическое беспристрастие, его умение взглянуть на жизнь и на собственную судьбу „взглядом Шекспира“, оформилось в свою полную национальную меру именно в деревне, рядом с няней, когда творческий опыт его получил народный привой; ведь Шекспир и дорог был ему прежде всего как гений „народной трагедии“».

В заключение В. С. Непомнящий, как бы солидаризируясь с предшественниками, выразил надежду, что «благодарная Россия» рано или поздно соорудит памятник пушкинской няне — и поставит вожделенный памятник не где-либо, а непременно в Москве: «Я думаю, что это когда-нибудь будет; потому что это долг культуры перед обыкновенным человеком; потому что Родионовна стоит у самого начала нашей, ещё детской, „народной тропы“ к Пушкину, и она же — у начала его „тропы“ к народу, к нам; она сказала своё тихое слово в культуре народа, и часть её души есть в „заветной лире“»[44].

Не забыли об Арине Родионовне и русские изгнанники, прежде всего представители «первой волны» эмиграции. На чужбине стойкий интерес к пушкинской няне проявляли миряне и клирики, поэты и прозаики, не отставали от них и критики, публицисты, историки литературы, философы.