Читать онлайн «Тимоти Лири: Искушение будущим». Страница 47

Сеансы, которые мы проводили, довольно быстро привели нас к глубокому конфликту с нашими собственными взглядами. Те из нас, кто практиковал традиционную психотерапию, обнаружили, что межличностные взаимодействия оставались почти полностью на ментальном уровне. Они даже близко не достигали духовной интенсивности и эмоциональной силы псилоцибинового опыта. В особых состояниях сознания, вызванных наркотиком, вы могли видеть собственные психологические проекции воплотившимися (видимыми): ваши чувства и мысли могли появиться на стене перед вами или на лице друга, представленными в живых цветах, как в цветном кино. Если в группе возникали какие-то страхи или паранойя, вы могли ощущать их физически, как липкие щупальца, наощупь пробирающиеся от одного человека к другому, окутывая его болотными миазмами подозрительности и недоверия.

Экспериментальный сеансе высокими дозами псилоцибина, который мы провели в 1963 году, высветил некоторые из этих сложных процессов и связанных с ними рисков. Тим Лири при этом продемонстрировал свой свободный, юмористический, но тем не менее заботливый стиль проведения наших опытов. Тим дал нам большую свободу в сеттинге сеансов. Несколько человек из нашей группы, имеющие двухлетний опыт знакомства с псилоцибином, решили провести сеанс с повышенными дозами, для того чтобы проверить, можно ли сравнить эффект с действием ЛСД, который мы тоже начали применять в последнее время. Некоторые приняли по 40 мг, я — 60 мг, а Джордж Литвин с его духом пионера-первопроходца решил принять 80 мг. Эти дозы, самые высокие из всех, которые мы ранее применяли, все равно были ниже токсического уровня. На этом сеансе, однако, я был наиболее близок к самоубийству за все годы работы с психоделиками.

Когда наркотик начал действовать, Джорджа жестоко затрясло. Я смотрел на него и видел, что его лицо странным образом исказилось, словно состояло из отдельных плоскостей, как на какой-нибудь причудливой картине Мориса Эшера. Когда он заговорил, его голос был каким-то нечеловеческим, словно его рот был набит металлом. Он говорил, что обнаружил кнопку, которая включает и выключает его сердце.

Когда я оглядел комнату, я увидел движущиеся потоки энергетических частиц, пронизывающие всю комнату, циркулируя между мною и другими людьми. Мы все были частью этого движения, обмениваясь потоками энергии. Они были знакомы мне по сеансам с грибами, когда я видел их как светящиеся, вибрирующие филигранные сети. Но на этот раз их интенсивность напугала меня. Когда страх усилился, энергетические потоки перестали двигаться и застыли, образовав решетку, наподобие тюремной. Внезапно я почувствовал себя пойманным в ловушку, как муха в гигантской металлической паутине. Я не мог произнести ни слова, чтобы рассказать о том, что со мной случилось, мой голос был словно парализован. Все в комнате, включая Джорджа (который больше не трясся), были словно заморожены до неподвижности этой металлической сетью-клеткой.

Я чувствовал, что мое сознание тоже парализовано. Я не мог заставить себя думать, чтобы понять, что же на самом деле происходило. Я не мог понять, было ли происходящее реальным или это было галлюцинацией, вызванной наркотиком (экспериментальная психиатрия называет это «дереализацией»). Я решил, что надо постараться заставить себя позвонить по телефону Тиму и попросить его о помощи. Гюнтер Вейль, чувствуя мои затруднения, вызвался помочь мне набрать номер.

Телефонный аппарат вибрировал и трясся, словно безумное рыбное желе. Каким-то образом мы дозво-нились до Тима. Яхотел, чтобы он помог мне разобраться с «реальностью»: «Скажи мне что-нибудь реальное, Тим. Что у вас там происходит?»

Тим немедленно все понял и ответил: «Ну, Джек сидит на столе и ест гамбургер, Сьюзи смотрит телевизор, с бигудями в голове, Майкл пьет пиво». Мне ста-ло чуть легче. Это были послания от «реальности». Тем не менее я сказал ему, что нам нужна помощь, и спросил его, не сможет ли он прийти.

В ожидании Тима я боролся с паникой, убеждая себя, что, когда он придет, он освободит нас из этой ужасной паучьей сети, в которую мы попали. Я чувствовал себя так, словно я ничего не слышу и не понимаю. Как будто из меня вынули душу, и я не то что биологический организм, нет — я просто механическая кукла или машина.

Я так обрадовался, когда увидел, что Тим наконец пришел. Сквозь липкую металлическую паутину, которая меня опутывала, я увидел, как он входит в дом. Но тут я с ужасом увидел, что его движения слабеют, становятся механическими, роботоподобными, голос его делается тоньше, и я опять впал в полное отчаяние, когда понял, что он тоже попался в эту паутину. Это было задол-го до того, как мы научились помогать людям, попавшим в состояние острого психоза, устанавливать с ними контакт и выводить их из него. Тим с друзьями просто уложили меня на диван, надеясь на лучшее. Корки Литвин присела на край дивана и гладила меня по плечу, ободряя и успокаивая.

Через несколько часов объективного времени и адскую вечность времени субъективного, интенсивность опыта пошла постепенно на спад. Я помнил, что принял наркотик, и понимал, что действие его начинает проходить. Я опять чувствовал себя живым человеком, хотя меня еще потрясывало, когда я вспоминал о том, что мне пришлось испытать. Нам надо было научиться вытаскивать человека из психотического ада так же, как мы научились подготавливать его к экстатичес-ким переживаниям небесного блаженства.

По мере продвижения наших экспериментов, по-прежнему под эгидой Псилоцибинового исследовательского проекта Гарвардского университета, мы неуклонно приближались к использованию религиозных и мистических концепций и образов для истолкования нашего опыта. Несмотря на то, что эти идеи были чуждыми нашей первоначальной гуманистической психологической ориентации, сама природа наших экспериментов подталкивала нас к ним. Иногда, когда Тим обсуждал с группой наши опыты, он казался одухотворенным почти мессианским пылом, что производило сильное впечатление на его слушателей. В то же время тема лидерства, с ее сложным комплексом идеализации и разочарования, постепенно поднимала свою уродливую голову.

Один странный, но поучительный сеанс, состоявшийся холодной ноябрьской ночью 1961 года, с этой точки зрения, был особо запоминающимся. Нас было шестеро, собравшихся в квартире Дика Алперта: Дик, Тим, Майкл Кан, Джордж Литвин, его жена Корки и я. Позже должны были прийти Гюнтер Вейль и музыкант Мэйнард Фергюсон со своей женой Фло. Все были в отличном расположении духа. Мы никогда раньше не употребляли вместе психоделики и сейчас собрались, чтобы сделать это.