Читать онлайн «Зинин». Страница 27

Николай Николаевич привел ряд теорий, к которым пришли «не вследствие ошибочного наблюдения и опыта, а по строгим правилам мышления, основываясь на открытых законах ума, в силу одного только суждения», и гневно воскликнул:

— И с какой самоуверенностью эти люди берутся не только понять, но и критиковать высшие математические теории без знания элементов этой науки!

Лобачевский поднял голову, до сей минуты как всегда опущенную, в зале пробежал шепот. Намек на критиков «геометрии Лобачевского», объявивших гениальное сочинение «бредом сумасшедшего», был принят с явным сочувствием большею частью слушателей.

— Конечно, это странно, но, к сожалению, так было, — продолжал ученик, встретив взгляд учителя, — к сожалению, эти люди увлекли темною высокопарною речью своей большое число истинных дарований в мир фантазии. Еще и теперь при удивительно быстром развитии знаний слышатся от; времени до времени отголоски школы выспренних мечтателей, издевающихся над здравым смыслом!

Николай Николаевич решил все же смягчить свою речь и оказал:

— Все это приведено не к тому, чтобы навести неблагоприятную тень на блестящие светила философии, так мало, впрочем, отдававшие справедливости великим деятелям на поприще других знаний, не к тому, чтобы усомниться в основаниях высокой науки, много им обязанной, но чтобы указать только, как модный метод исследования опасен в его последствиях!

Модный метод исследования, о котором говорил Зинин, насчитывал уже несколько веков своего существования, но ученика Лобачевского длительность человеческих заблуждений не могла смутить. Прямая и страстная натура его не выносила рутины и затхлости в науке, пошлости, невежества, тщеславия лжеученых. Проницательный ум его сразу угадывал эти вещи, как бы они ни маскировались, каким бы авторитетом ни прикрывались.

Остроумный до едкости, смелый до отваги, Зинин беспощадно восставал против них везде и всюду и умел одним-двумя словами рассеять густой туман ложной учености, разоблачить невежество, которые в нем скрывались.

Так было и на этот раз.

В древности и в средние века, вплоть до Лобачевского, геометрия считалась примером науки, которую построили чисто логическим путем, «умозрением», совершенно независимо от опыта. Из возможности такого построения средневековые философы и их последователи сделали вывод, что таким же путем можно построить и любую другую науку.

Мало того. Наука, построенная таким умозрительным путем, одними рассуждениями, «чистым разумом», признавалась даже более совершенной. Доказывалось это ссылкой на то, что всякий опыт опирается на наши ощущения, которые не всегда достоверны.

Лобачевский показал, что и геометрия не может не опираться на опытные данные. После Лобачевского стало ясно, что единственное достоверное познание дают опытные науки, физика и химия, опыт и практика.

Разгоряченный оратор остановился, переводя дыхание, поднес стакан воды к губам. Взгляды учителя и ученика встретились, и уму обоих в одно время предстал тот вечер в университетской библиотеке, когда учитель напоминал ученику старый завет английского философа. И для обоих произносимая речь была явным утверждением, что процесс превращения химика по назначению в химика по призванию полностью завершен.

Затем, переходя непосредственно к своей теме, Николай Николаевич провозгласил преимущество наблюдения и опыта над «фантазией ума».

— Естественные науки занимаются исследованием явлений природы вещественной, — говорил он, — смотря по свойству явлений, нам предоставляются только два пути, ведущие к истине: путь непосредственного наблюдения и путь наблюдения, воспомоществуемого опытом!

Определив задачу химии как изучение свойств тел путем количественного и качественного анализа их, Николай Николаевич тут же оговорился, что «определение свойств тел и их состава не есть предел химического знания: высшая задача науки состоит в отыскании зависимости свойств от состава происхождения тела — образования его из элементов, и, наконец, в объяснении явлений, наблюдаемых при происхождении тела, при действии на него различных веществ и в определении рождающихся при этом новых составов».

— Первый опыт такого полного исследования, — сказал он, — произведен был только тридцать лет назад при изыскании над жирными телами, а химики успели к прежним разъединенным фактам присоединить множество других и собрать все в стройное целое; новая обширная наука развилась из неусыпных трудов и глубокомысленных исследований их — наука, богатая применениями, не только объемлющая задачи мертвой природы, но объясняющая многие и главные явления, совершающиеся в живых организмах растений и животных!

Дальнейшая и большая часть речи была посвящена земледельческой химии, вопросам питания растений и животных, вопросам удобрения полей. Эта часть речи изобиловала практически ценными указаниями и позволяет нам назвать Зинина одним из провозвестников агрохимии, зачинателем физиологической и биологической химии.

— Химия при помощи анализа решает задачу о питании растений, — говорил он, — задачу величайшей важности как для физиологии растений, так и для всех отраслей сельского хозяйства.

Переходя к вопросам «воспитания молодых животных», Зинин смело включил сюда и человека.

— При составлении правил о воспитании молодых животных, не исключая и человека, равно и правил о поддержании, а иногда восстановлении здоровья при различных образах жизни, в различных возрастах, — говорил он, — должно обращать внимание на тесную зависимость процессов плодотворения, дыхания, обнаруживания мышечной силы и поддержания теплоты тела. Не должно также упускать из вида этой возможности и при объяснении различных явлений даже в больном организме: особенные причины, например, возмущения в деятельности нервной системы, которая условливает отправление различных органов, могут иногда изменять количественно и качественно эти отправления.

Сегодня, через сто с лишним лет, стиль, слова и отдельные выражения вдохновенной речи кажутся нам странными, малопонятными и чуждыми всему строю нашего миропонимания и мышления. Но, вчитываясь и вдумываясь в них, мы видим ученого, мыслящего нашими понятиями, лишь вынужденного подыскивать специальные термины для их выражения на языке своего времени.

Заключительные слова речи звучали уже гимном химической науке, пределов применения которой Зинин не видел.

— Все почти явления, наблюдаемые нами, совершаются под влиянием законов химии, — говорил он, — и как скоро вопрос относится к области этой науки, ответ ее всегда бывает определителен и точен, ибо основывается на количестве и качестве как потребляемых в явлении тел, так и рождающихся новых соединений. Способы, предлагаемые химией, достигают удивительной верности; объяснения всегда проистекают из совокупности свойств, из самой сущности предмета, а не из произвольных предложений, не из одной комбинации общих понятий!