Читать онлайн «10 гениев литературы». Страница 65

Достоевский стремительно «выходил из моды», переставал быть звездой салонов, дорогим гостем. Панаев в одном из своих пасквилей писал: «Кумирчик наш стал совсем заговариваться и вскоре был низвергнут нами с пьедестала и совсем забыт… Бедный! Мы погубили его, мы сделали его смешным!» Забавно читать эти слова сегодня, через сто пятьдесят лет после описываемых событий, когда Достоевский стал одним из столпов мировой литературы, а имя Панаева известно только потому, что писатель был влюблен в его жену.

Достоевский тяжело переживал разногласия с Белинским и его кружком: писатель ссорился с его гостями, порвал с Некрасовым, но не желал разрушать отношения с самим критиком. Тем не менее, открытый конфликт стал неизбежен. Между писателем и критиком произошла размолвка по поводу «идей о литературе и о направлении в литературе», а кроме того, Достоевский не мог больше переносить воинствующий атеизм Белинского. Казалось, между писателем и критиком не осталось никаких теплых чувств, но когда 28 мая 1848 года Виссарион Белинский скончался и Достоевский узнал об этом, с ним приключился тяжелейший припадок эпилепсии.

До конца 1846 года писатель сменил еще несколько жилищ и, наконец, осел на Васильевском острове в квартире с братьями Бекетовыми. Молодые люди организовали своеобразную коммуну. Они сообща снимали жилье, вели общее хозяйство, обедали вскладчину, внося в общую кассу по 35 рублей серебром в месяц. Все это они называли «Ассоциацией» в духе идей утопического социализма {51}.

Кроме Достоевского в ассоциацию входили соученик писателя по Инженерному училищу Алексей Бекетов, его младший брат Николай {52} – студент Петербургского университета, впоследствии выдающийся физик и химик. На собраниях «коммуны» бывал и средний из братьев Бекетовых – Андрей {53}, сначала поступивший на военную службу, а затем, в 1849 году, окончивший Казанский университет и ставший впоследствии крупным русским ботаником, ректором Петербургского университета. Участниками кружка были также литераторы А. Н. Плещеев {54}, Д. В. Григорович, Аполлон Майков {55}, врач С. Д. Яновский и некоторые другие.

К С. Д. Яновскому Достоевский стал часто обращаться за консультацией, а потом сдружился с ним. Яновский оставил воспоминания о Достоевском, более похожие, впрочем, на историю болезни, которые явились важным источником сведений о состоянии здоровья писателя и помогли многим исследователям лучше понять особенности его творчества.

Сближение с братьями Бекетовыми оказалось благотворным для Ф. М. Достоевского. Дружеская атмосфера «общежития» помогла молодому писателю пережить литературные неудачи, травлю писательского «бомонда», тяжесть разрыва с кругом журнала «Современник», с Белинским. После отъезда братьев Бекетовых в Казань в 1847 году «Ассоциация» распалась, а отдельные ее члены – в том числе и Федор Михайлович – сблизились с кружком петрашевцев.

С титулярным советником М. В. Буташевичем-Петрашевским Достоевский познакомился случайно. Они впервые встретились весной 1846 года в одной из столичных кондитерских, куда писатель зашел с Плещеевым посмотреть свежие газеты. Петрашевский оказался знаком с Плещеевым, они некоторое время поговорили, а потом Михаил Васильевич поинтересовался у Достоевского сюжетом его новой повести. «Петрашевский с первого раза завлек мое любопытство, – писал об этой встрече Достоевский. – Мне показался он очень оригинальным человеком… Я заметил его начитанность, знания. Пошел я к нему в первый раз около поста 1847 года».

Петрашевский жил на тихой окраине Петербурга, в Коломне, куда по Гоголю «переезжают на житье отставные чиновники, вдовы, небогатые люди, имеющие знакомства с сенатом и потому осудившие себя здесь почти на всю жизнь; выслужившиеся кухарки, толкающиеся целый день на рынках, болтающие вздор с мужиком в мелочной лавочке и забирающие каждый день на пять копеек кофию да на четыре сахару, и наконец весь тот разряд людей, который можно назвать одним словом: пепельный; людей, которые своим платьем, лицом, волосами, глазами имеют какую-то мутную, пепельную наружность, как день, когда нет на небе ни бури, ни солнца, а бывает просто ни се ни то: сеется туман и отнимает всякую резкость».

Домик титулярного советника М. В. Буташевича-Петрашевского, где проходили собрания кружка, «был деревянным, маленьким, типичным домиком старой Коломны; наверху крыши шел резной конек, резьба была и под окнами; на улицу выходило крылечко с покосившимися от времени ступеньками, лестница в два марша вела во второй этаж; ступеньки дрожали и скрипели и вызывали невольную боязнь – да выдержит ли лестница тяжесть поднимающегося по ней? Только в особенных случаях, по вечерам, лестница освещалась вонючим ночником, в котором коптело и чадило конопляное масло».

По происхождению Петрашевский был дворянином и помещиком, однако еще подростком, когда учился в Александровском лицее, был замечен в вольнодумстве. По окончании лицея он посещал лекции юридического факультета Петербургского университета, увлекся идеями утопического социализма. Вслед за Фурье {56} и Сен-Симоном {57} он отвергал идею революционных действий, а своей цели хотел достигнуть главным образом методом убеждения «сильных мира сего». Ему казалось, что наилучшим устройством общества будет его разбиение на «фаланги» – идеальные ячейки, каждая из которых должна размещаться в особом здании (фаланстере) с жилыми помещениями, столовыми, библиотеками, мастерскими. Он даже попытался устроить такой фаланстер для крестьян своего имения. Фаланстер был возведен зимой 1847/48 года, а накануне заселения сожжен крестьянами со всей утварью и надворными постройками.

В 1840 году девятнадцатилетний Петрашевский начал работу над рукописью «Мои афоризмы или обрывочные понятия обо всем, мною самим порожденные», в которой размышлял о политике, демократии, свободе печати, веротерпимости и т. д. С этого же года он служил переводчиком в департаменте внутренних сношений министерства иностранных дел. Как переводчик он участвовал в судебных процессах над иностранцами, описывал выморочное имущество, прежде всего библиотеки. Пользуясь этим, он выбирал оттуда все запрещенные иностранные издания, заменяя их другими и пополняя свои запасы книг. Книги он давал знакомым, не исключая членов купеческой и мещанской управ, а также городской думы, в которой состоял гласным.

По словам П. Семенова-Тян-Шанского, Петрашевский представлял собой «прирожденного агитатора… Стремился он для целей пропаганды сделаться учителем в военно-учебных заведениях». Как-то, пытаясь устроиться учителем, он представил список из одиннадцати предметов, которые мог бы преподавать. «Когда же его допустили к испытанию в одном из них, он начал свою лекцию словами: "На этот предмет можно смотреть с двадцати точек зрения", и действительно изложил все двадцать, но в учителя принят не был».