Читать онлайн «У стен Ленинграда». Страница 27

Что происходило на дне оврага? Может быть, гибнут товарищи? Мы не знали. Командир взвода Петров запретил нам спуститься туда, чтобы разведать происходящее.

В девятом часу утра туман наконец оторвался от земли и рассеялся. Пулеметная стрельба прекратилась. Вместе с комбатом и Петровым я пошел на командный пункт роты. Там мы увидели за завтраком Круглова, Строеву, Ульянова и Бодрова. В углу землянки на патронном ящике сидел долговязый немецкий офицер и медленно, с достоинством ел гречневую кашу. Немец держал котелок меж колен, то и дело посматривая на часы.

- В овраге прихватили? - спросил Круглова Чистяков. - Верно, разведку вел?

- Да, разведку, - ответил старший лейтенант. - Не ожидали встретить нас.

В землянку вошел политрук Васильев, только что вернувшийся из Ленинграда. Мы окружили его и наперебой стали расспрашивать.

- Все ваши письма я опустил в почтовый ящик, - сказал он. - Извините меня, побывать у ваших родных я не мог, был занят служебными делами. Ленинградцы, - продолжал он, - готовятся к решающему сражению. Трудно живут. На окраинах роют противотанковые рвы, строят доты и дзоты, на дорогах и полях ставят железобетонные надолбы, минируют все подступы к городу.

В блиндаже стояла полная тишина, даже пленный немец с напряжением вслушивался в слова Васильева.

Политрук открыл пачку папирос "Беломорканал", мы закурили. Пленный с жадностью потянул носом запах табака.

- Да, в городе тревожно, - продолжал Васильев. - Связь между Ленинградом и Москвой прервана... Вот какие дела...

Это сообщение политрука отозвалось в наших сердцах глубокой болью.

Политрук поискал меня глазами и подал мне что-то тяжелое, завернутое в плащ-палатку.

- Вот, Иосиф, подарок от наших. На нашем заводе изготовлено.

Я развернул подарок от родного завода и не поверил своим глазам. Ведь до войны наш завод выпускал самую что ни на есть мирную продукцию, а теперь передо мной лежали два новеньких вороненых автомата.

- Это тебе и мне. Просили испробовать в бою и сообщить результаты.

Автоматы вызвали горячий общий интерес. Они перебывали в руках у всех.

Во время нашей беседы с Васильевым немец все время вертелся на пустом ящике как сорока на колу, тревожно посматривал на свои часы. Круглов неожиданно подошел к нему и спросил через переводчика:

- Так вы утверждаете, что атака начнется в десять ноль-ноль?

Немецкий офицер, глядя на советского командира неподвижными пустыми глазами, сухо произнес:

- Таков был приказ.

Майор Чистяков посмотрел на свои часы:

- Ну что ж, товарищи, поверим ему, что атака начнется в десять ноль-ноль. А насчет Ленинграда... - И майор показал пленному крепко сжатый кулак.

Мы вышли в траншею. Вскоре все вокруг загудело от вражеских самолетов. Эскадрильи одна за другой шли на бомбардировку Ропши. Наша зенитная артиллерия стреляла непрерывно.

Пленного увели в штаб полка, мы разошлись по огневым точкам и приготовились к отражению атаки.

Ровно в 10.00 враг начал артиллерийскую подготовку. Она велась с какой-то особенной силой. Воспользовавшись сильным огнем своей артиллерии, вражеская пехота подползла к нашим траншеям на расстояние трехсот метров. Разрывные пули немецких автоматчиков врезались в бруствер наших траншей, рвались, осыпали нас мелкими осколками.

Здесь впервые я наблюдал сильное устрашающее действие, которое оказывали разрывные пули на многих бойцов.

Я видел, как Орлов долго обшаривал свои карманы, сумку - что-то искал. Потом он подбежал к красноармейцу Изотову и попросил его дать ручную гранату. Изотов посмотрел на него и покачал головой. Орлов настойчиво просил:

- Дай мне только одну гранату, больше не надо.

- Нет, оружие - это не закрутка табаку. Ищи в нишах.

Орлов подошел к командиру взвода Викторову и попросил гранату.

Викторов удивленно посмотрел на растерянное лицо красноармейца:

- Ты что, рехнулся? Да у тебя их пять штук болтается на ремне.

Орлов опустил руку на гранаты и облегченно вздохнул.

Да, растерялся товарищ. Но тут же он быстро отстегнул "лимонку" и, прижавшись к стенке траншеи, приготовился к бою.

К исходу третьего дня непрерывного боя противнику удалось оттеснить наши войска к городу Ропше. Завязались уличные бои.

С наступлением ночи наш 105-й стрелковый полк, как сильно пострадавший, был выведен с передовых позиций на отдых и пополнение.

Мы шли через Ропшу. Город был неузнаваем: улицы завалены кирпичом, обгорелые трубы возвышались над пепелищами сожженных домов, вокруг бродили исхудавшие собаки. Поломанные осколками бомб и снарядов сучья тополей и лип качались на ветру, словно подбитие крылья птиц. Город опустел, мирные жители ушли в Ленинград.

На северной окраине города Ропши, возле пруда, я увидел сидящего с удочкой сутулого седого человека в старенькой стеганке. Мы на минуту задержались возле рыбака. В оцинкованном ведре, наполненном до половины водой, плавали три довольно крупных зеркальных карпа. Старик с умными глазами, в которых застыли боль и скорбь, смотрел на наше грязное обмундирование, разбитую обувь, покусывая губы.

Один из солдат, запустив руку в воду, поймал в ведре рыбу. Карп дышал, широко расставляя жабры, хлестал бойца хвостом по руке.

- Возьмите себе, товарищи, эту рыбу, хорошая уха получится. В Ленинграде такой теперь нет, а я до вашего возвращения еще себе изловлю, их тут много водится.

Красноармеец пустил карпа в воду, а сам, наклонив голову, пошел к дороге. Слова рыбака: "Возьмите себе, товарищи, эту рыбу, хорошая уха получится. В Ленинграде такой теперь нет", били прямо в сердце бойца. Мы все еще отступали.

Когда начало светать, мы прошли в сторону от дороги, переправились через речку Шингарку и остановились на отдых в лесу вблизи селения Порожки.

Трудно было поверить тишине, которая окружила нас. Лес еще сохранял ночную прохладу в этот утренний час, опьянял запахом хвои и смолы. Бойцы бросались на траву и сразу же засыпали.

Где-то недалеко на опушке леса играла гармошка и громко пели песню женские голоса. Разобрать слова было трудно, но по мотиву мы узнали ее: "Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой".

Ульянов и я расположились вблизи командного пункта роты, возле молодых дубков, но уснуть не успели. К нам подошел сержант Акимов. Ульянов спросил его:

- Ты где пропадал?

Акимов лег с нами на траву, заложил руки за голову и долго лежал молча.

- Сеня, ты чего такой хмурый? - допытывался Ульянов.

- Будешь хмурый...

Акимов вдруг засмеялся:

- Слышите песню? Вот я там побывал. Думал, малинник, а оказалась крапива. Эх и попало же мне от наших ленинградок! Они копают там новые рубежи. Когда я подошел к ним, девушки собрались на опушке завтракать. Пригласили меня, конечно, поесть. Ну, я согласился, достал хлеб, банку консервов, стал их угощать. Вот тут-то и началось!.. Ох и крепко же они на нас злятся, что мы плохо воюем. Мол, мы, женщины, не боимся вражеских самолетов, они нас бомбят и обстреливают из пулеметов, а мы, значит, не прекращаем работы. Роем траншеи, строим доты и дзоты для вас, а вы бежите очертя голову, да куда бежите? В Ленинград! И давай, и давай меня со всех сторон чесать и колошматить...