Читать онлайн «Далекое и близкое, старое и новое». Страница 62

Один раз я ездил с проводником-татарином, говорящим по-турецки, в лес у Босфора, думая найти там кабанов и других зверей. Ничего не нашли, а ночевать попросились у старика турка в каких-то временных постройках. На ночь туда явились 12 огромного роста рабочих турок. Разговаривал с ними через переводчика-татарина. Турки интересовались большевиками, что они из себя представляют, и очень меня благодарили за подробное разъяснение. Пригласили меня с ними поужинать, но у них на ужин был только рис, которого я совсем не ем. Один из турок тоже не ел риса, и я его накормил своим ужином.

Лес у Босфора красивый, в лесу есть озера с деревьями по берегам.

В Константинополе образовалась русская гимназия с интернатом, директором ее стал Адриан Петрович Петров.

Мы сейчас же отдали туда своих дочерей. Ольгу в третий класс и Лидию – во второй.

История этой гимназии является красочной картиной той помощи, которую в первое время оказывали эмигрантам иностранцы, а потом, в самом широком масштабе, братский чехословацкий народ.

В Константинополе гимназия пробыла год.

В день открытия гимназии на торжественном молебне, отслуженном архиепископом Анастасием141 , присутствовали русские общественные деятели, иностранцы, родители, педагоги и дети.

В первые же дни интернат при гимназии был переполнен.

Тяжело вспоминать, как в грязных солдатских шинелях, в изорванном белье, с глазами, полными отчаяния и надежды, эти юные герои находили дорогу в гимназию. В числе учеников, поступивших в гимназию в Константинополе, был некто казак Семен Базграмотнов. Он юношей служил в Казачьем полку, дравшемся с коммунистами на Дону, и во время внезапного нападения большевиков на Каменскую станицу попал в их руки. Его застрелили и оттащили в мусорную яму во дворе. Через час-два женщина сообщила большевикам, что в мусорной яме «один еще дышит». Большевики пришли и добили Безграмотнова.

В этот же день казаки ворвались в Каменскую станицу и ликвидировали большевиков. Сейчас же стали собирать по дворам убитых. Подойдя в Безграмотнову, один сказал: «Этот как будто еще не совсем умер – отвезем его не на кладбище, а в госпиталь, пускай определят, живой он или мертвый».

Безграмотнов был перевезен в Новочеркасск и там выздоровел. Он поступил в гимназию в Константинополе и в Чехословакии хорошо ее окончил.

А один ученик, Л. Усачев142 , дрался с коммунистами на Кавказе. Его большевики вместе с большой группой казаков расстреляли и зарыли в яму. Усачев очнулся, выкарабкался из ямы и, так как идти не мог, пополз в бурьян. Страшные боли от ранений и упадок сил не позволили ему ползти далеко, он лег и только мечтал, чтобы его нашли и добили. Услышав недалеко шаги, он стал громче стонать. Подошел человек, оказавшийся кубанским казаком, он донес Усачева до своего дома и выходил его.

Гимназию Усачев окончил с отличием и был псаломщиком в нашей гимназической церкви в Чехословакии.

Вскоре после открытия в гимназии числилось 350 детей, а через год было уже 550 мальчиков и девочек.

Поставлена была определенная цель: создать такие условия, при которых можно было бы хоть немного залечить раны, нанесенные детской душе ужасом Гражданской войны.

Воспитание проводилось на основе здорового патриотизма – любовь к Родине, знание родных обычаев, соблюдение русских традиций, умение заслуженно гордиться своей национальностью.

Громадное значение в деле воспитания имела наблюдающаяся у детей религиозность, которая давала возможность укрепить расшатанные в эпоху безвременья моральные устои.

Сердечно и с любовью относились к своей школе и дети, и персонал гимназии. Дети чувствовали и ценили все, что делалось для них, для их благополучия и дальнейшего счастья.

Иностранцы интересовались работой гимназии, следили за ней. В течение года гимназию посетили в целях осмотра и ознакомления с ней 65 иностранцев, принадлежащих к различным кругам и организациям.

Гимназия была помещена в старом турецком доме – бывшем гареме. Девичий дортуар, где жили мои дочери, выходил громадными, от пола до потолка, окнами на Босфор, и дети, лежа в постели, наслаждались дивным видом. Множество иностранных кораблей отражались своими огнями в черной воде Босфора. Иногда наблюдали, как на противоположной стороне залива, в Малой Азии, светились зарева постоянных пожаров. С улицы доносились звуки шарманки.

У гимназии было два сада: один большой, в котором была устроена церковь, и другой маленький, находившийся на крыше соседнего турецкого дома. Посередине там было три трубы-отдушины. Дети, играя в саду, бросали в трубы камешки, ветки глицинии и кричали: «Кач пара шайтан?» («Сколько стоит черт?») Это продолжалось до тех пор, пока не прибежал, как сумасшедший, турок и отодрал за уши попавшего ему под руки мальчика.

В большом саду, во флигеле, была турецкая баня, и еще был какой-то флигель без дверей с малюсеньким окном. Брошенные камни падали долго и шлепались в воду. Дети верили, что туда бросали неверных жен. Под землей была пещера, говорили, что там была турецкая молельня, но мальчики сделали там курилку.

Гимназия, в которую поступили мои дочери, выхлопотала приют и полное содержание в Чехословакии. Чтобы не расставаться с дочерьми, я и моя жена поступили в гимназию 20 декабря 1921 года. Я воспитателем, жена заведующей бельем гимназии.

Ехали в Чехословакию 14 эшелонами. Я был начальником последнего 14-го эшелона. Выехали мы из Константинополя 29 декабря через Грецию, Болгарию, Сербию и Австрию. В Белграде нам был приготовлен обед, и, когда я с учениками шел по городу, мы встретили сербского короля Александра143 . Он очень любезно со мной раскланялся, и ученики спрашивали: «Почему он так раскланялся? Он ваш знакомый?» – «Нет, он раскланялся не просто со мной, а с русским генералом» – я был в форме.

В Чехословакии, на одной станции, я послал двух учеников купить для эшелона хлеба. В магазине, узнав, что мы русские и едем в Чехию учиться, снабдили нас хлебом и отказались взять деньги.

4 января 1922 года мы прибыли в Моравскую Тржебову[55]. На вокзале нас встретил директор гимназии А.П. Петров.

Жена моя и дочери выехали в Чехословакию первым эшелоном. Вот впечатление о гимназии моей старшей дочери Ольги:

«Покинув яркий, красочный, южно-солнечный Константинополь, мы поехали в Чехию. В Моравскую Тржебову наша группа приехала ночью, в самый католический сочельник. Выйдя с вокзала, мы были поражены представившейся нам картиной. Все было покрыто снегом. Тяжелыми шапками он лежал на деревьях, заборах, крышах домов. Ночь была тихая, морозная. Нам, прожившим более двух лет на юге, показалось, что мы попали на другую планету. По заснеженным аллеям, радуясь скрипу снега под ногами, мы отправились в предоставленный нашей гимназии чешским правительством лагерь, лежащий в получасе ходьбы от вокзала. Лагерь этот, приготовленный во время 1-й Великой войны для военнопленных, обнесен был колючей проволокой. С его однообразными пустыми каменными бараками он произвел на нас довольно грустное впечатление. Однако через пару лет для очень многих русских людей этот унылый «баракенлагерь» обратился в цветущий сад, в кусочек потерянной Родины.