Читать онлайн «Борьба за свободную Россию (Мои воспоминания)». Страница 21

Но не смотря на эти мои объяснения Драгоманов обыкновенно еще продолжал горячиться, говорил о нетерпимости революционеров, что я такой же, как и все революционеры и т. д. Я ему указывал, что нетерпим — он, а не я, раз он не хочет высказаться, как ему угодно, предоставляя мне право высказаться, как мне угодно.

Драгоманов уходил от меня всегда крайне недовольным и потом всюду на меня жаловался.

Когда его спрашивали, отчего же он не начнет сам издавать орган или почему по спорным вопросам он не выскажется в отдельной брошюре, то он откровенно заявлял, что его выступление по этим вопросам только вызовет протесты против него и потому это не будет иметь никакого, кроме отрицательного, значения, а иное дело, если бы эти взгляды высказал молодой эмигрант, только что приехавший из России.

Первый номер «Свободной России» в Москве попал и к сидящим в Бутырской тюрьме. От имени некоторых из них Богораз (Тан) прислал нам в редакцию письмо по поводу моих статей. В своей критике тогдашнего революционного движения Богораз шел еще дальше, чем я. Он отрицательно относился не только к политическому террору, но даже вообще к революционному движению и призывал революционеров, главным образом, к легальному движению. Помню, как это письмо обрадовало Драгоманова и он снова стал настаивать, чтобы его статьи против революционеров печатать в «Свободной России» без редакционных примечаний, а также, чтобы без примечаний же напечатать и письмо Богораза, чтобы редакция, таким образом, солидаризировалась бы с взглядами, высказанными им в его письме. Я соглашался напечатать письмо Тана, но непременно с возражениями от моего имени или от имени редакций.

Когда мы приготовляли к печати 3-й № «Свободной России», случилось событие, обострившее общее настроение эмигрантов.

Я получил из Сибири известие, что в Якутске было столкновение ссыльных с властями, в результате которого было избиение ссыльных, нисколько человек убито, несколько ранено, арестовано и предано суду. Впоследствии по суду трое были повешены (Зотов, Гаусман, Коган-Бернштейн) и в каторжные работы приговорены: Гоц, Минор и другие. Все это были, по большей части, хорошо мне знакомые лица. Некоторые были моими близкими друзьями. Я еще так недавно вместе с ними сидел в московской пересыльной тюрьме.

Кровавые события в Сибири взволновали не только эмиграцию, но и европейское общественное мнение. Посланные по поводу них мною статьи Степняку в Англию произвели там огромное впечатление. «Таймс» посвятил им передовые статьи. Все английские газеты были полны негодующими статьями против зверств русского правительства. Европейская пресса говорила о том, что нельзя мириться с таким варварством. Общие симпатии были на стороне пострадавших ссыльных. По поводу якутских расстрелов в Англии были организованы митинги. Агитация перенеслась во Францию, — помню статью в орган Клемансо «Жюстис». Писалось об этом и в швейцарской пресс.

События в Якутске более всех взволновали, конечно, русских эмигрантов. Среди них заговорили об ускорении поездок в Россию для террора.

Старик Драгоманов глубоко возмущался расстрелами в Якутскe и сказал мне:

— Я вас понимаю! Если бы я был моложе, я тоже не остался бы теперь заграницей!

Затем об якутских событиях я издал брошюру «Убийство политических в Якутске». Особенно горячее отношение к этой моей агитации по поводу якутских событий проявил Драгоманов и он вполне одобрял слово «убийство» в заглавии брошюры.

Общая агитация по поводу событий в Якутске была такова, что с этим тогда пришлось считаться и русскому правительству.

Для меня эта агитация была показателем того, что можно было бы заграницей сделать для борьбы с русской реакцией в то время при хорошо организованной пропаганде.

С каким горьким чувством тогдашнее отношение заграничного общественного мнения, особенно в Англии, к событиям русской жизни я вспоминал впоследствии, когда нам приходилось переживать преступное равнодушие иностранцев к нынешним зверствам большевиков, перед которыми побледнели все тогдашние якутские убийства.

В мае 1889 г. мы приступили к изданию 3-го № «Свободной России». На редакционных собраниях я снова сделал предложение выставить требование конституционных уступок и высказать угрозу выступить с открытым призывом к активной революционной борьбе с правительством, если оно не пойдет на эти уступки. Но Дебагорий-Мокриевич и Драгоманов были решительно против этого.

После одного из таких редакционных собраний я предложил моему соредактору сделать выбор: или передать редакцию «Свободной России» мне, и я возьму на себя всю ответственность и юридическую, и политическую за этот орган, или совместно выпустить заключительный номер и разойтись. Во всяком случае, оставлять издание «Свободной России» в таком виде, как оно было до тех пор, я считал более невозможным.

Тут произошел инцидент, в свое время заставивший эмиграцию много о себе говорить. Теперь он забыт и, быть может, о нем можно было бы и не вспоминать ни на страницах моих воспоминаний, ни на страницах «Былого». Но в то время он в моей жизни сыграл большую роль, — а из песни слова не выкинешь! Поэтому я остановлюсь на нем и восстановлю его, как он произошел.

К выходу 3-го № «Свободной России» мои разногласия с Дебагорий-Мокриевичемь и с Драгомановым обрисовались еще яснее. Но они нисколько меня не смущали. Я по-прежнему готов был работать с обоими ими в одном органе. Не смотря на наши разногласия меня по-прежнему с Дебагорий-Мокриевичем и Драгомановым сближала еще общность наших политических воззрений по некоторым крупнейшим политическим вопросам.

Иное у них было отношение ко мне. Они не только не были согласны со мной, но они не хотели помириться с мыслью, что свои разногласия с ними я могу перенести на страницы «Свободной России».

Таким образом, конфликт между нами становился неизбежным.

На мое предложение: или отдать мне «Своб. Рос.», основанную по моей инициативе и на мои средства, или прекратить ее, — мне ответили ультиматумом: «Своб. Россия» будет выходить, но мое имя, как редактора, будет снято. Газета печаталась в типографии Драгоманова и, конечно, фактически они могли это выполнить.

По этому поводу я имел объяснение и с Дебагорий-Мокриевичем, и с Драгомановым и убеждал их не делать этого, а основать свою газету так же, как я имел ввиду основать свою — «Земский Собор». На это мне снова повторили, что «Своб. Россия» будет ими продолжаться, но только без моего участия.

Я питал глубочайшее уважение лично к Драгоманову и сказал ему:

— Нет, Михаил Петрович, этого вы не сделаете! У вас есть большое имя и вам есть, что терять. Я буду защищаться и общественное мнение меня оправдает. Я могу согласиться с тем, что вы не передадите мне «Свободной России,» но я не допущу, чтобы мое имя было снято и газета выходила без меня.