Читать онлайн «Были и былички». Страница 30

После Кампучки (время "перестройки", т. е. развала привычных вещей) я – председатель внешнеэкономического кооператива "Инфорком" при Институте США и Канады (была такая смешная форма перехода к предприятиям капиталистического типа). Там, поднакопив деньжат на использовании могучего мозгового потенциала сотрудников Института и продаже компонентов компьютеров для отвёрточной сборки, мы распались на несколько совместных компаний, мало-мальски напоминающих теперешние нормальные фирмы.

Кстати, упомянутые компоненты были у нас скуплены на корню кооперативом другого НИИ, а мы, получив умопомрачительную прибыль, тут же попали под неусыпное око ОБХСС (отдел по борьбе с расхитителями социалистической собственности) и привычно готовились сушить сухари. К счастью, оказалось, что наши партнёры по сделке перепродали товар по пятикратной цене, и нас за скромность и остатки социалистической сознательности оставили в покое, переключив гнев за необоснованную прибыль на этих "спекулянтов".

Работая в "Инфоркоме", побывал я в командировке в Лондоне,

Женеве, Кёльне и Париже, в основном для заключения договоров о создании совместных предприятий. Пожалел, собираясь во Францию, что к этому времени моя бабушка уже почила в бозе, а то бы здорово обрадовалась. Это она обучила меня французскому разговорному ещё в детстве и предрекла, что побываю я когда-нибудь в Париже. Пригласил меня туда породистый красавец под два метра, француз из русской семьи белоэмигрантов, Жорж Иванов.

Произносил он свою фамилию с ударением на "а", чтобы подчеркнуть дворянское происхождение. До этого он побывал уже в Москве и у меня дома в гостях, где мы под водочку хором распевали с ним хором

"старинные" русские песни типа "Когда нас в бой пошлёт товарищ

Сталин и первый маршал (Ворошилов) в бой нас поведёт". В первый же вечер приезда в Париж повёл он меня в кафе "Распутин", где представил одиноко попивавшему за столиком в углу ту же водочку князю Голицыну.

Мы перетащили его за свой столик, и пошла чисто русская задушевная беседа, в ходе которой я посетовал на то, что высшая российская аристократия "профукала" Русь. Князь, не знакомый со словами-модернизмами, тут же заменил это слово на знакомое ему

"просрали", во искупление чего нами был поднят очередной тост. Чтобы показать, что и мои родичи не лаптем щи хлебали, помянул я своего прадедушку графа Котляревского.

И тут князь вспомнил, что и зампредседателя парижского Общества русскоязычных французов тоже Котляревский и тоже граф, а стало быть мой родственник. Мы, так сказать, не отходя от кассы, пошли в директорский кабинет, и Голицын стал названивать по разным телефонам в поисках своего друга Котляревского и таки нашёл его отдыхающим на

Лазурном берегу.

Граф, оказавшийся чуть постарше меня, сказал, что в родственниках не разбирается, а вот его девяностолетняя бабушка знает всё генеалогическое древо Котляревских, и что по возвращению в Париж он проконсультируется у неё и перезвонит мне в Москву. Телефончик-то взял, а вот позвонить так и не соизволил, а может, и не удосужился, да и понятно – на фиг ему какой-то дальний бедный родственник из

Москвы? А жаль.

Возвращаясь к делам "Инфоркома", скажу, что крупный куш мы сорвали с японцев за обзоры захиревших товарных рынков нашего дохлого народного хозяйства и ряд других аналитических документов.

Провернули и ещё одну трансакцию, характерную для того времени.

Минвнешторг ГДР только-только получил крупную партию наших "Волг", а тут замаячило объединение Германии. Восточные немцы с криком "На фига теперь козе баян?!" поспешили от них отделаться. А у одного нашего крупного предприятия лежала на счету крупная сумма в гэдээровских марках, попахивавших горелым. Вот мы их и отдали

"нашим" немцам, получив назад кучу (т. е. около ста) "Волг", одиннадцать из которых стали нашим гешефтом.

Все участники сделки буквально плавали в чувстве глубокого удовлетворения, а члены нашего кооператива числом, как вы понимаете, одиннадцать, получили вожделенное средство передвижения. Но, как поётся в песне, недолго музыка играла, недолго фраер танцевал – на меня был совёршён мощный наезд со стороны грузинской мафии в лице колоритного Автандила, представившегося вором в законе. Я понял, что надо разбегаться, и пока морочил Автандилу голову, мы быстренько зарегистрировали несколько компаний под членов кооператива, по-братски разделили между ними денежки и были таковы.

Я, уняв дрожь в коленях, возглавил совместное советско-американское предприятие "Амскорт", присосавшись к ВДНХ

(Выставка достижений народного хозяйства – так она тогда ещё называлась) и получив целый этаж и половину экспозиционных площадей

Павильона N 4 товаров широкого потребления в своё распоряжение.

Партнёром с американской стороны выступил младший и, как оказалось, непутёвый, из трёх братьев, владевших Фондом Франклина, ворочавшим миллиардами долларов монструозным, на наш взгляд, империалистическим спрутом. Теперь-то и у нас таких компаний, называемых ПИФами (паевой инвестиционный фонд) пруд пруди.

Американский партнёр был заносчивым снобом, смотрел на нас как на детей малых, пытался диктовать свою волю и в мелочах, подчёркивая исключительность американской нации, а потому её права первой брачной ночи в приобщении других наций к демократическому обустройству. Чего стоили хотя бы тезисы доклада, посланного нам по факсу для Генсека Горбачёва с указанием передать тому лично в руки для выступления перед международной общественностью. Возможности у нас такие, если правду сказать, были – в правлении состоял племянник

Председателя КГБ Крючкова и родственник министра финансов Павлова, того самого, что уже в ранге премьер-министра погорел в пору ГКЧП.

Напомню в скобках, что это была взбунтовавшаяся камарилья, пытавшаяся спасти СССР от развала, а коммунистическую идеологию – от поругания.

Но мы, конечно, проигнорировали эту наглость, отражавшую тогдашнее отношение США к нашей перестраивавшейся стране. А Павлов, кстати, был человеком неординарным, как по уму, так и по комплекции

(весил полтора центнера). Как-то по нашей договорённости он был приглашён в Нью-Йорк с неофициальным визитом прочесть лекцию о

"перестройке". Так получилось, что в его номере "люкс" с баром и барменшей мы просидели всю ночь с нашим партнёром, обсуждая идею этого чудика по созданию миллиардного благотворительного фонда для поддержки появляющихся у нас предприятий капиталистического типа.

К утру мой партнёр был в отключке, я совсем никакой, а Павлов свежим, как огурчик. Он блестяще выступил со своей лекцией в помещении "Ротэри-клуба" (элитного дискуссионного клуба миллионеров). Я, выступивший за ним в качестве живого примера главы капиталистической фирмы в России, имел бледный вид. Утешило то, что вызвал оживление и даже бурный смех с аплодисментами в зале. Это было реакцией на приводимые мною совершенно конкретные примеры первых попыток предпринимательства у нас, воспринятые как анекдот.