Читать онлайн «В Индии». Страница 14

Наше внимание привлекает полуголый индиец-рыбак. В руке он держит сеть, распластывает ее, как большой шатер, и постепенно погружает ее в воду. Он выжидает несколько минут, потом медленно вытягивает сеть. Если попалось две-три рыбки, он счастлив, кидает в горшок, который плавает тут же на воде.

Любуемся красивыми пейзажами с рисовыми полями и пальмовыми рощами, которым поклоняются крестьяне, как божеству.

В деревне среди индийцев живет крестьянин-мусульманин. Старик не захотел покинуть свою родную землю при разделе Индии. Но если англичанами будет спровоцирована новая резня, мусульманин должен будет бежать и скрываться, чтобы спасти себе жизнь.

Жарко, хочется пить. Нам предлагают самый гигиенический напиток — кокосовый орех. Молодой крестьянин, одетый в лохмотья, радушно приносит несколько больших тяжелых орехов. Он точит топорик, чтобы обрубить верхушку каждого из них. Острым топором он отсекает кусок ореха. Я беру орех и из небольшой дырочки пью прохладную кисло-сладкую, несколько вяжущую жидкость.

Влаги в Западной Бенгалии хватает надолго. Земля здесь плодородная. Дожди наполняют канавы и водоемы до предела. Наши друзья говорят, что здесь по вечерам пары́ низким слоем расстилаются по земле, — получается так, что выше пояса ваше тело сухое, а ниже — влажное, словно от дождя.

Деревня в Западной Бенгалии

Крестьяне говорят, что можно было бы снимать не меньше трех хороших урожаев в год. Но обрабатывать землю нечем, нет никаких сельскохозяйственных машин. Да и главное — земли у крестьян нет: они арендуют ничтожно маленькие части полей и большую часть урожая отдают посреднику, который сам снимает землю у помещика и расплачивается с ним тоже натурой, выговаривая себе, разумеется, большой куш за счет крестьян.

Старик крестьянин качает головой и что-то говорит переводчику. Тот смущается и не хочет переводить. Мы настаиваем. Тогда переводчик, едва удерживаясь от смеха, рассказывает, что старик неприличными словами ругает и своих помещиков и англичан с американцами, говоря, что от тех и других идут все беды для индийского народа.

Старик прав. Крестьяне могли бы снимать в здешних краях минимум три урожая в год и жить сыто, без систематических голодовок, уносящих миллионы жизней.

Но агротехника в Индии самая примитивная. Это слово, пожалуй, даже и не подходит к определению того способа обработки земли, который мы видели в Бенгалии.

Английские колонизаторы всеми способами тормозят развитие сельского хозяйства в Индии. Им выгоднее, чтобы крестьяне собирали ничтожные урожаи и находились в постоянной зависимости от помещиков. Кстати сказать, по Индии мы проехали на автомобиле тысячи миль и за все время лишь на одном, разумеется помещичьем, поле видели трактор. Зато мы часто видели даже не соху, а какую-то палку без металлического наконечника, которой крестьяне взрыхляют землю. Неудивительно, что с февраля-марта в Индии обычно начинается страшный голод. И тогда-то американские и английские империалисты начинают диктовать свои условия индийскому правительству. Впрочем, в 1951 году большую поддержку трудящимся Индии оказало советское правительство, бескорыстно направив в эту страну пароходы с хлебом.

Наше пребывание в Кулькутте заканчивалось. Все же мы успеваем побывать в гостях у одного прогрессивного режиссера, с которым мы подружились. Пришли его братья и много других родственников. Собралось и несколько представителей Комитета по проведению фестиваля советских фильмов. Для нас был приготовлен специальный концерт известного классического музыканта-мусульманина.

Мы вошли в дом, поздоровались с хозяином и его родственниками, и нам на память подарили несколько небольших национальных игрушек. Затем всех пригласили во дворик, покрытый сверху большим тентом. У задней стены соседнего дома возвышалась небольшая эстрада. На ней, поджав под себя голые ноги, сидел певец в коричневой барашковой шапочке и черном национальном сюртуке, окруженный тремя музыкантами. Певец подал мне свою пухлую руку. У него были закрученные кверху пышные усы. На рубашке, вместо пуговиц, сверкали бриллиантовые запонки.

Артист настраивал инструмент, напоминающий небольшие гусли. Рядом с ним сидел темнолицый, в белой одежде барабанщик, а по другую руку с маленькой фисгармонией расположился еще один артист.

Когда приготовления были закончены, мусульманин-певец ударил по струнам «гуслей» и сипловатым голосом начал выводить минорную мелодию. Музыкант, сидевший позади у басового инструмента, тихонько ударял по струнам. Раздавался звук, похожий на жужжание пчелы. Правой рукой он перебирал струны, изящно и мягко жестикулируя левой, словно дополняя музыкальный замысел пластикой. Когда голос певца повышался до верхних нот, сидящий по соседству с ним музыкант сразу же начинал его имитировать, играя на маленькой фисгармонии.

Я обратил внимание, что певец импровизирует, так как аккомпанирующий ему инструмент попадает в эту тональность на несколько секунд позже, а иной раз и не попадает совсем, а торопится подхватить мелодию.

Потом певец перешел на другой ритм — более четкий. И барабанщик, смотря ему в глаза, ударял по барабану то пальцами, то ладонью, то снизу, то сверху, ставил барабан на пол, поднимал его. Певец был безусловно одаренный человек. Несмотря на свою странную для нас манеру исполнения, он доставил нам огромное наслаждение.

Начался прощальный ужин. Звучат трогательные речи представителей Комитета фестиваля. Мы благодарим за радушие и гостеприимство, которыми нас окружили в Калькутте деятели искусства Индии и представители прогрессивных организаций.

Рано утром на аэродроме нас провожает множество новых друзей. Начинается посадка в самолет. Последние рукопожатия.

Нам машут руками. Последний привет… Мм летим в Бомбей.

Вдали вырисовывается цепь гор Вихнея, где веками поработали ветер и дождь, создавшие то высокие остро-конечные башни, то подобие стен. А вот на вершине как будто высечено какое-то здание. Эти причудливые, волшебные горы прикрывают Бомбей с востока.

Самолет идет на посадку. Среди встречающих представители четырнадцати прогрессивных индийских организаций. Опять венки из роз. Обряд заканчивается, когда все четырнадцать «ожерелий» надеты на нас. Они закрыли нам рты, и когда мы отвечали на приветствия — казалось, наши голоса идут откуда-то из глубины, сквозь необычайный фильтр из роз. Было душно в этот январский день, и аромат чудесных, свежих цветов кружил головы. Сказывалась и усталость от сравнительно продолжительного полета.