Читать онлайн «Личности в истории». Страница 78

Эмануэль Хандманн. Эйлер. 1756 г.

Но как часто бывает, одаренный юноша не нашел применения своим талантам в родном Базеле – местные университетские светила сочли его слишком молодым, чтобы дать ему звание профессора физики. И тогда Леонард круто меняет свою судьбу.

В стране льдов

В Россию Эйлер попал, можно сказать, случайно – за компанию со своими друзьями Николаем и Даниилом Бернулли, сыновьями знаменитого ученого. И если у братьев Бернулли в активе было хотя бы громкое имя отца, то Эйлер ехал в полную неизвестность и соглашался на любые условия. Вместо знакомой философии и любимой математики в Петербургской академии ему предложили медицину и физиологию, скромную должность адъюнкта и минимальный оклад 200 рублей в год.

Российская академия наук только рождалась. Ее всю свою жизнь по крупицам создавал Петр I: он переписывался с великим Лейбницем, заманивал в Россию именитых ученых, готовил необходимые законы, но увидеть открытие любимого детища ему так и не довелось – Петр умер в 1725 году. Проект великого государя оказался под угрозой. Судьба академии балансировала на весах общественного мнения. Многие с подозрением относились к иноземцам-академикам, считая их шарлатанами, живущими на иждивении государства и развлекающими публику иллюминацией и магическими фокусами. Даже само слово «наука» еще не прижилось в русском языке, и указанное учреждение называли на европейский манер: «ди сиянс Академия». Ходили упорные слухи о закрытии академии, и Эйлер начал подыскивать место на морской службе, но, к счастью, этим планам не было суждено сбыться.

Непросто складывается жизнь в Петербурге у троих друзей-швейцарцев. Неслучайно уже в первый год пребывания на российской земле трагически умирает Николай Бернулли, а его брат Даниил вскоре возвращается в Швейцарию. Служить российской науке остается один Леонард – для него Россия становится второй родиной. За считанные месяцы он выучился «невозможному» русскому языку и всеми силами старается быть полезным новому отечеству. Все же, несмотря на трудности, в молодой Российской империи можно плодотворно работать, публиковаться и не терпеть нужды. Прав был Бернулли-старший, провожая в далекую страну своих сыновей: «… лучше несколько потерпеть от сурового климата страны льдов, в которой приветствуют муз, чем умереть от голода в стране с умеренным климатом, в котором муз презирают и обижают».

Дабы поднять престиж науки в глазах недоверчивых сограждан, Эйлер берется за любые поручения: читает лекции студентам академического университета, пишет общедоступное «Руководство к арифметике», публикует научно-популярные статьи для приложения к «Санкт-Петербургским ведомостям», участвует в экспертизах технических проектов. Он со всей тщательностью вникает в вопросы устройства механических пил, пожарных насосов, мостов через Неву, работает в Комиссии мер и весов. Во многом благодаря его усилиям появится генеральная карта России и российская география будет «приведена гораздо в исправнейшее состояние, нежели география немецкой земли». Эйлер не только выполняет громоздкие и сложнейшие вычисления, но и сам занимается картографией, вычерчивая и сверяя десятки карт.

И все же главным делом для него остается математика. Только за первые 14 лет пребывания в академии Эйлер подготавливает около 80 крупных научных работ. «Тридцатилетний Эйлер стал знаменитостью», – пишет его биограф Отто Шпис. А базельский учитель Эйлера Иоганн Бернулли такими словами напутствует ученика в своем письме: «Я посвятил себя детству высшей математики. Ты, мой друг, продолжишь ее становление в зрелости». Всем стало вдруг ясно, что родился новый гений, и Российская академия наук на время стала центром математических исследований.

Человек-арифмометр

«Гений – это один процент вдохновения и 99 процентов пота» – эту формулу вывел из собственного опыта живший в начале ХХ века американский изобретатель Томас Эдисон. Под этой фразой вполне мог подписаться и Эйлер: при всей своей одаренности он, казалось, ни на секунду не прекращал думать, писать, вычислять, поражая всех небывалой работоспособностью. Начиная с 1726 года ни один выпуск трудов академии не обходился без работ ученого. Ежегодно 800 страниц научных исследований рождалось на рабочем столе гениального математика. Теория чисел, математический анализ, геометрия, механика, астрономия, музыка, оптика – Эйлер демонстрировал поистине энциклопедические познания. Его всерьез интересовали ботаника, химия, медицина, анатомия, древние и восточные языки. Он постоянно тренировал и без того феноменальную память. По свидетельству одного из учеников, Эйлер знал наизусть Вергилиеву «Энеиду» и даже мог назвать номер страницы цитируемого стиха.

По поручению академии Эйлер подготовил к печати «Морскую науку» – фундаментальный труд по теории судостроения и кораблевождения, а позднее на основе этой книги написал для учащихся морских школ краткое руководство, русский перевод которого сделал его ученик и племянник Ломоносова М. Е. Головин. Монография Эйлера «Теория движения Луны» послужила основой при вычислении лунных таблиц, долгое время служивших для определения долготы в открытом море, а высокие достоинства предложенного им метода определения лунной орбиты получили должную оценку лишь в конце XIX века. Он внес ценный вклад в развитие оптики, теоретически установив, что путем соединения двух линз различной преломляемости можно избежать хроматической аберрации, мешающей созданию более мощных телескопов. И при этом всю жизнь Эйлер оставался верен одному принципу – сочетать теорию с практикой. Биографы подсчитали, что 3/5 общего объема его работ посвящены математическим проблемам, а 2/5 – решению прикладных задач.

Сам Эйлер в конце жизни шутил, что после его смерти академия будет печатать его труды еще лет 20. На деле же его архивы разбирало целое поколение ученых, а публикаций хватило еще на 47 лет. Когда в 1909 году Швейцарское естественнонаучное общество приступило к изданию полного собрания трудов Леонарда Эйлера, то все его работы с трудом удалось уместить в полновесные 72 тома и еще восемь дополнительных томов научной переписки.

Но Эйлер не только много и плодотворно работал, он делал это самоотверженно, порою ценой собственного здоровья. Как, например, в 1735 году, когда потребовалось выполнить срочное и очень громоздкое вычисление. Группа академиков просила на эту работу три месяца, Эйлер же взялся выполнить весь объем в одиночку за три дня – и сделал это! Однако перенапряжение не прошло даром: он потерял зрение на правый глаз, но отнесся к беде с поразительным для 30-летнего человека спокойствием: «Теперь я меньше буду отвлекаться от занятий математикой», – философски заметил он.