Читать онлайн «В водовороте века. Мемуары. Том 1». Страница 27

И она, накрыв на стол, приносила одно за другим приготовленные ею блюда и, угощая, говорила, что это в знак отплаты за свою прошлую невнимательность по отношению ко мне, не так, мол, когда-то угощала.

А как-то раз она по случаю дня моего рождения прислала мне и водку «Пэкхвачжу» (водка из ста цветов — ред.), собственной выгонки, т. е. водку, как бы выгнанную из ста цветов. Такое элегантное название вызвало во мне особенно любопытство к ней, но поднять бокал я не мог: перед моими глазами всплыли картины прошлого тетушки, которая, постоянно нуждаясь, не могла хоть разок отведать рисовой кашки.

Мне, испытавшему до мозга костей всю горечь моей многотерпевшей нации, лишенной Родины, каждое деревцо, каждая былинка, каждый колосок зерна в родном краю были в несколько раз дороже, чем прежде. Так я по ним истосковался.

Более того, вспомним, как наш учитель Кан Рян Ук постоянно пробуждал в сознании своих учащихся национальное самосознание. Ведь так и мне и в семье, и в школе приходилось повседневно находиться под влиянием патриотических настроений. В то время учитель наш часто организовывал дальние загородные прогулики и экскурсионные поездки, чтобы глубоко вселить в сердца учащихся чувство патриотизма.

Из различных событий того времени больше всего мне запечатлелась экскурсия на гору Чонбан провинции Хванхэ.

После освобождения страны Кан Рян Ук работал секритарем Президиума ВНС и вице-президентом КНДР, мы часто встречались с ним по делам и с глубоким чувством вспоминали наши экскурсионные поездки в годы учебы в Чхандокской школе, о буддийском храме Сонбур и беседке Наммун на горе Чонбан, которые мы тогда посетили.

Из воспоминаний о днях учебы в Чхандокской школе не изглаживатся из моей памяти и уроки пения, которые давал нам Кан Рян Ук. Урок пения — это был один из самых популярных наших уроков, которых мы ждали с самой большой надеждой.

У Кан Рян Ука был превосходный тенор, перед ним побледнели бы и профессиоалы. Когда он пел такие песни, как «Вперед!» и «Детская патриотическая песня», весь класс слушал их, затаив дыхание.

Оглядываясь назад, с удовлетворением думаю, как мелодии тех песен, которые разучивал тогда с нами наш учитель, постоянно вселяли в наши сердца высокие ппатриотические чувства. И после, развертывая антияпонскую вооруженую борьбу, я нередко напевал себе те песни, что пели мы в школе, и сейчас в моей памяти сохранились их слова и мелодии.

Вернувшись на Родину, увидел: односельчане жили тяжелее, чем прежде.

Да, каждый год, в пору весеннего сева, дети крайне нуждающихся семей не ходили в школу. Были голодны. Время было горячее, а дома не было никакого продовольствия. Надо было самим ходить за съедобными растениями и корнями трав — пролесковидной пролеской, пастушьей сумкой, мягкими корнями павоя, чтобы хоть мало-мальски восполнить нехватку продовольствия. А как наступит базарный день, дети уходили в город, чтобы там сбыть съедобные растения и купить какого-то продолвольствия. А кто оставались дома, присматривали за своими младшими братьями и сестренками, помогая матерям. Дети бедных семей приходили в школу с едою, приготовленной из чумизы или гаоляна, или из куриного проса. Но немало было и таких, что приходили в школу и без всякой еды.

В Чхильгоре и Мангендэ была уйма детей, которые из-за бедности их семей совсем не могли посещать школу. Грустно и тяжело было видеть, как дети, не смея подойти даже к школьным воротам, не выходили даже из домов.

В дни каникул я открыл для таких вечернюю школу в Мангендэ. Собирал всех ребятишек, не посещавших школу, и учил их грамоте. В первые дни я начал обучать их родной письменности по учебнику первого класса «Книга для чтения по корейскому языку». А затем количество предметов увеличивал, обучал их истории, географии, арифметике и пению. Это была первая в моей жизни скромная просветительская деятельность.

Вместе с товарищами я часто ходил в город и понял, что и жизнь населения Пхеньяна мало чем отличается от жителей Мангендэ и Чхильгора.

Из населения Пхеньяна, составлявшего тогда 100 тысяч человек, лишь кучка японцев и американцев жила на широкую ногу. Если американцы, гнездившись в самом живописном в Пхеньяне квартале Синьян, жили в роскоши и довольстве, то японцы, создав свой жилой квартал на самых оживленных главных улицах Пон и Хвангым, жили вообще припеваючи.

В «европейском городке», где проживали американцы, и в японском жилом квартале вырастали один за другим кирпичные дома, магазины и христианские церкви, а в таких зонах, как район, прилегающий к реке Потхон, и улица Пэндэ, одна за другой появлялись городские трущобы.

Ныне на берегу реки Потхон проложены такие современные улицы, как Чхоллима, Кенхын, Понхва, выросли такие здания-гиганты, как Народный дворец культуры, Пхеньянский дворец спорта, крытый каток, водно-спортивный комплекс Чхангванвон, высотные многоквартирные жилые дома, и не найти следов старого. Но, когда я учился в Чхандокской школе, здесь лепились друг к другу землянки с дверями из соломенных матов, с дощатыми крышами.

В том же году, когда я вернулся на Родину, в Пхеньяне и его окрестностях распространялись инфекционные болезни, чем очень страдали жители. Но беда не ходит одна. Река наводнила весь город, и он переживал невыразимо тяжелые бедствия. Сообщая о трагическом положении, газета «Тоньа ильбо» писала: «Затоплено более 10 тысяч квартир, составляющих половину общего количества жилья города Пхеньяна».

А ныне за площадью Потхонган строится самая крупная в мире 105-этажная гостиница «Рюген», но новому поколению даже трудно представить себе, в каких ветхих лачужках и как тяжело жили в старину на этом месте наши дедушки и бабушки.

Испытывая на себе такую действительность, я, конечно же, стал жаждать такого общества, в котором могли бы хорошо жить люди труда, и еще больше возненавидел японских империалистов-агрессоров, помещиков и капиталистов.

В дни, когда я учился в Чхандокской школе, произошло большое землетрясение в районе Канто в Японии. Весть об этом долетела и до Чхильгора и вызвала взрыв гнева и возмущения как у всех, так и у нас, учащихся. А японцы использовали эту беду в свою пользу: под ничем не обоснованным предлогом, якобы корейцы намерены поднять восстание в связи с этим землетрясением, ультраправые молодчики Японии пустили в ход войска и убили несколько тысяч наших соотечественников-корейцев. Это событие потрясло всю мою душу.

Это еще более углубило мое убеждение в том, что Япония только на словах трубит о необходимости «любить всех одинаково», о «примирении Японии и Кореи», но на деле же она считает корейцев хуже всякой скотины.