Читать онлайн «Первый президент (Хаим Вейцман)». Страница 12

После этого разговора отношения между комиссией и британской военной администрацией стали немного лучше, но зато начали ухудшаться отношения между арабами и евреями. Лавирование и еще раз лавирование — первейшее искусство политика. Особую проблему для сионистской комиссии составляло еврейство халукки, община, которая существовала в течение поколений исключительно за счет пожертвований. В старом ишуве оказалось множество всяческих учреждений — школ, больниц, домов для престарелых; некоторые из них были вполне работоспособны. Однако никакие новшества этими организациями не воспринимались… Естественно, тех, кто приходил с попытками усовершенствования, обвиняли во всех смертных грехах. В своих воспоминаниях Вейцман сочувственно пишет о большинстве своих сотрудников и живописует трудности, с которыми сталкивалась комиссия. Вот, например, такой случай: «Медленно и с достоинством старцы приблизились и остановились, чтобы обозреть багаж, машину и все прочее. Затем повернулись в мою сторону и сказали: „Но вы ведь еще не уезжаете, не так ли? Разве вы не знаете, что приближается праздник Суккот, а у нас нет мирта?“ Конечно я знал, что в Суккот нужен мирт, но это как-то выскользнуло из моей памяти. Подумать только, я не позаботился включить добывание мирта в список своих обязанностей как председателя сионистской комиссии, прибывшей в Палестину в разгар кровавой войны! Слегка ошарашенный, я ответил: „Но разве мирт нельзя доставить из Египта?“ Старцы были глубоко уязвлены. „Для Суккот, — укоризненно заметил один из них, — нужен мирт самого высокого качества. Мы получаем его из Триеста. Поскольку это вопрос высшего религиозного значения, мы не сомневаемся, что генерал Алленби пошлет распоряжение в Триест доставить нам мирт“.

Я осторожно попытался объяснить им, что идет война, а Триест находится на вражеской территории. „Мы понимаем — война. Но ведь это чисто религиозный вопрос, он не имеет отношения к войне. Мирт, если хотите, это символ мира“. Разговор затягивался. Я подумал, что поезд из Лода идет один раз в сутки, и решил проявить твердость. „Вам придется на этот раз обойтись египетским миртом“, — сказал я. И тут мои собеседники открыли свою козырную карту: „Но ведь объявлен карантин на доставку растений из Египта! Военные власти нам не разрешат!“ Я оказался в тупике. Время поджимало, и мне пришлось с извинениями переправить своих старцев к коллегам, заверив их, что будет сделано все возможное, чтобы обеспечить их миртом к Суккот.

В Каире дела — а их было так много! — вытеснили мирт из моей памяти. Перед отъездом я зашел к генералу Алленби попрощаться. Мы уже заканчивали наш разговор, как вдруг он спохватился: „Кстати, насчет этого мирта!“ Он вытащил из кармана письмо, пробежал его глазами и сказал: „Вы знаете, это очень важная религиозная церемония, она описана в Библии, я как раз сегодня ночью перечитывал книгу Нехемии. Могу вас утешить: мы сняли карантин, и посылка с миртом поспеет в Палестину еще до праздника Кущей…“».

Этот пример приведен по двум причинам. Во-первых, Вейцман довольно скуп на подобные «истории». Во-вторых, мы опять сталкиваемся с ролью религии в жизни англичан — но это уже не высокопоставленный политик, а генерал.

В актив сионистской комиссии, по мнению Вейцмана, можно записать два серьезных достижения. Наверное, он излишне скромен и правильнее было бы сказать — наиболее серьезных достижения. Первое — это установление взаимопонимания между ним и королем Фейсалом, единственным представителем арабов, влияние которого не ограничивалось чисто местными масштабами. Эмир оказался неплохо информирован, но все равно — Вейцман опять, как и всю жизнь, читает лекцию, ищет и находит взаимопонимание. К сожалению, по не зависящим от него причинам эмир не сумел достичь своих целей. Ему не удалось объединить арабский мир, и более того, он сам был изгнан из Сирии…

Обидно.

Вейцман в своих воспоминаниях пишет, что «политические деятели словно сговорились против арабо-еврейского согласия. Но хотелось бы напомнить: явления основополагающего порядка — а к ним я, конечно, отношу единство еврейских и арабских интересов — обладают способностью утверждаться в жизни несмотря ни на что; и я убежден, что необходимость этого единства рано или поздно будет понятна и признана». Как говорят иногда, «его бы устами да мед пить».

Вторая важная заслуга сионистской комиссии — был заложен первый камень Еврейского университета. Вейцман довольно сдержанно описывает церемонию — он вообще очень сдержан в описаниях — хотя именно этот успех был ему особенно дорог. Разумеется, ему была известна огромная и специфическая роль образования в истории еврейского народа. Не мог он не знать фразы «дай мне Явнэ и его ученых». Тем более, он сам был ученый. Но это было в большой мере именно его достижение, и видимо поэтому он так скромен в этом описании.

Завершение войны повлекло за собой изменения в политической структуре мира. В результате этих изменений положение евреев ухудшилось. «Сепаратный мир Германии с Россией и большевистская революция — пишет Вейцман в своих воспоминаниях — зачеркнули русское еврейство как сипу, на которую мы могли рассчитывать». А ведь в промежутке между Бальфурской декларацией и 1917 годом русское еврейство внесло в Палестинский сельскохозяйственный банк огромную по тем временам сумму, а некоторые сумели перебраться в Палестину. Польское еврейство пострадало в войне. Поэтому теперь сионисты связывали свои главные надежды с Западом.

Ситуация была очень сложной даже в странах, по территории которых не прошла война. Трудно представить себе, что творилось в воевавших странах. Ситуация у евреев была, наверное, хуже, чем у всех. Но многие сионисты считали, что с принятием Бальфурской декларации все политические проблемы решены, и осталось развивать ишув экономически. Вейцман, который имел значительный опыт контактов и с британскими войсками, и с арабами, понимал, что это, увы, не так.

Вейцман занимается реорганизацией и укреплением Сионистской комиссии, разъяснением британскому правительству вреда, проистекающего от враждебного отношения к сионизму палестинской администрации, и подготовкой меморандума для Парижской мирной конференции 1919 года.

На Парижской конференции произошла почти такая же безобразная история, как и при принятии Бальфурской декларации. Из пяти выступающих один, а именно представитель Франции, как на грех, выступавший последним, начал доказывать, что создание еврейского Национального очага будет опасно для Франции и вызовет обнищание арабов. К счастью, в тот же день Франция официально заявила, что «не возражает». Сионистов поддержал и эмир Фейсал, употребивший в своем письме многозначительное выражение «мы, арабы, в особенности наш просвещенный слой, с глубокой симпатией относимся к сионистскому движению».