Читать онлайн «Царица Евдокия, или Плач по Московскому царству». Страница 7

Конечно, царь Петр I, которому к моменту вступления в брак не исполнилось и семнадцати лет, еще полностью зависел от выбора матери царицы Натальи Кирилловны и старших родственников. По молодости лет и сложным обстоятельствам придворной борьбы он оказался заложником чужих решений. Необходимость вступления в брак была для Петра такой же ритуальной царской обязанностью, как представительство на многочисленных праздничных церковных службах, приемах послов, отвлекавших его от уже найденных им любимых военных занятий, а также начинавшегося увлечения «корабликами». У Петра I не оказалось в жизни никакой Марии Хлоповой, как когда-то у его деда — царя Михаила Романова, чувства к которой перевешивали бы царский долг сохранения династии{33}. Или как у его отца, вынужденного отказаться от касимовской невесты Евфимии (Ефимьи) Всеволожской и жениться на Марии Милославской по выбору царского «дядьки» боярина Бориса Ивановича Морозова.

Всё это известные обстоятельства, но их рассматривают исключительно с точки зрения политической борьбы или династических интересов, не слишком задумываясь при этом о значении рода царской невесты. Но важно также понять, почему выбор царицы Натальи Кирилловны и ее советников пал именно на род Лопухиных, к которому принадлежала будущая молодая царица. Что предопределило царский брак с представительницей именно этого рода? Какое место отводилось Лопухиным в раскладах придворной борьбы? В средневековом обществе все держалось на родстве, и можно представить, сколько слов тогда было говорено в царской светлице Натальи Кирилловны, как пристально и внимательно рассматривались семьи будущих царских родственников, перед тем как Лопухиных ввели во дворец и, следовательно, в российскую историю.

Свою родословную Лопухины — неизвестно, обоснованно или нет, — выводили от касожского (адыгского) князя XIV века Редеги, потомки которого присутствуют уже в первом царском родословце середины XVI века (например, род Сорокоумовых-Глебовых). Однако генеалогов, изучавших родственные связи, смущает многочисленность потомков Редеги, отсутствие достоверных сведений о пресечении той или иной ветви и, как следствие, «удобство» рода Сорокоумовых-Глебовых «для генеалогического обмана»{34}. Кроме Лопухиных к роду Глебовых причислились еще Колтовские, представительница которых — царица Анна — была четвертой женой Ивана Грозного. Бывают такие повторы судеб через поколения: царица Анна Колтовская, в монашестве Дарья, оказалась постриженницей Суздальского Покровского монастыря, где потом окажется и царица Евдокия.

Сами же Лопухины в конце XVI века служили рядовыми детьми боярскими по Мещовску. Первым заметным человеком, чье имя тогда попало в боярские списки, был выборный дворянин Никита Васильевич Лопухин{35}. С него началась и важная для этого рода традиция службы в стрелецких головах, хотя это скорее говорит о невысоком положении Лопухиных в кругу дворянства, служившего по преимуществу на «стратилатских», то есть воеводских, должностях. Старший из братьев Лопухиных Дмитрий Васильевич чем-то не угодил царю Борису Федоровичу, был сослан в «понизовые» города, в Лаишев, где и погиб. В семье осталось предание о том, что его царь Борис «уморил безвинно в Лаишеве нужною смертью в тюрьме»{36}. Другой брат, Никита Васильевич Лопухин, получил вотчину «за царя Васильево осадное сиденье» в Лыченском стану Мещовского уезда; вотчина эта потом перешла к его сыну Аврааму Никитичу{37}. Потомки Никиты Васильевича после Смутного времени гордо говорили о службе предков «искони в городах по выбору» и о вхождении в верхи дворянства — «московский список» при царе Василии Шуйском. Однако в первые годы царствования Михаила Романова Лопухины служили в малозаметных чинах; мы видим их среди жильцов, в обязанности которых в основном входили функции придворной охраны.

Все изменилось для рода мещовских дворян Лопухиных в 1626 году, когда царь Михаил Федорович женился на Евдокии, дочери мещовского же дворянина Лукьяна Стрешнева. С тех пор не только сами Стрешневы, но и близкие им люди по службе в одном и том же «городе» (служило-землевладельческой корпорации уездного дворянства) узнали дорогу в «Верх», как назывались царские покои, вошли в Боярскую думу — правительство Московского царства. Возможно, сказывалось какое-то семейное родство Стрешневых и Лопухиных или покровительство, истоки которого теряются в скрытых фамильных историях уездных дворян. Правда, восстановить их сейчас не представляется возможным. Показательно, что представитель старшей ветви рода Лопухиных, Илларион (Ларион) Дмитриевич, сразу после свадьбы царя Михаила с Евдокией Стрешневой был пожалован в чин московского дворянина{38}. Близость Стрешневых и Лопухиных фиксируется и несколько десятилетий спустя, когда отец будущей царицы Евдокии, Федор Авраамович, и всесильный глава Разрядного приказа Тихон Никитич Стрешнев были ктиторами Мещовского Георгиевского монастыря, они делали туда большие вклады и помогали его строительству. Сам монастырь после разорения в Смуту был перенесен ближе к Мещовску и находился рядом с лопухинской вотчиной — селом Серебряным. Наверное, такая близость монастыря сказалась на воспитании Евдокии Лопухиной, которая могла с детства бывать на монастырских службах и знакомиться с гостями отца, приезжавшими в монастырь на богомолье. Особое положение монастыря подтверждалось царскими вкладами Федора Алексеевича и царского «триумвирата» — Ивана, Петра и Софьи, тоже жаловавших в 1680-х годах деньги и материалы (железо) на строительство каменной церкви в Георгиевском монастыре, деньги на покупку книг и церковной утвари{39}. Такое близкое знакомство со Стрешневыми, очевидно, повлияло на выбор будущей царицы из рода Лопухиных.

Карьера деда царицы, Авраама Никитича Лопухина, началась со службы в чине жильца, когда ему исполнилось 16 лет. В этом чине он прослужил четверть века, пока уже в сорокалетнем возрасте его во время жилецкого разбора не переписали на службу по «московскому списку», то есть не пожаловали чином московского дворянина{40}. Будучи стрелецким головой, Лопухин командовал караулами в царской охране, например, стоял с сотнею стрельцов «в воротех, что на Каменный мост» в дни свадьбы царя Алексея Михайловича в январе 1648 года[1]. Стрелецким начальником служил и его двоюродный брат, один из самых заметных представителей рода — Илларион Дмитриевич Лопухин, раньше всех в этом роду получивший чин думного дьяка, а потом и думного дворянина{41}. В «Дневальных записках Тайного приказа», где фиксировалась повседневная жизнь двора царя Алексея Михайловича, в иные годы имя кого-нибудь из стрелецких голов Лопухиных можно было встретить чуть ли не каждую неделю, когда они со своими приказами охраняли «государев двор». Стрелецкие головы несколько раз в году принимали участие в дворцовых церемониях по поводу больших церковных празднований. Обычно им полагалось идти в процессии за одной из особо почитаемых икон. В дни других, личных торжеств, таких как именины царя, царицы или их детей, стрелецких начальников также принимали и награждали «именинными пирогами»{42}. Дед будущей царицы Авраам Никитич Лопухин еще и воевал. Он выжил в бесславном конотопском деле в 1659 году и даже получил поместную и денежную придачу за эту службу{43}. После завершения Русско-польской войны 1654–1667 годов он продолжил службу во дворце.