Читать онлайн «Царица Евдокия, или Плач по Московскому царству». Страница 35

Царица Евдокия благосклонно принимала те немногие знаки внимания, которые ей оказывались. Например, архимандрит Владимирского Рождественского монастыря Гедеон сам ездил к ней для встречи в приписной Федоровский монастырь под селом Красным в полутора верстах от Владимира. Он привозил царице образ Александра Невского (мощи святого тогда еще оставались во Владимирском Рождественском монастыре, и впоследствии уже не Гедеон, а другой архимандрит будет участвовать в их переносе в Петербург). Игумен Викентий из патриаршего домового Сновидского монастыря, куда продолжала ездить царица Евдокия, тоже принимал ее с почетом в монастыре. Однажды владимирские земские бурмистры, узнав о проезде царицы через Владимир, решили ударить ей челом «в почесть» на перевозе через реку Клязьму. Описание этой встречи, состоявшейся «летним временем» 1715 года, сохранилось в показаниях Ивана Жиркина. Он старательно избегал называть имена, но сообщаемые им детали вполне достоверны, ведь ничего особенно серьезного в «вишнях» и «коврижках», передававшихся царице бурмистрами, да и самим Иваном Жиркиным, быть не могло: «Подходили к ней с почестью владимирские земские бурмистры Федор Фомин с товарищи, человека четыре, или больше, или меньше, имян их не упомнит, а скажет он Фомин, и подносили к ней вишни и ковришку, и о том подносе докладывал ей карло, который при ней был, а имяни его и отечества не упомнит же, и по докладу принимал у них бурмистров тот принос оный же карло, и за тот их поднос подчивали питьем, и вином, и пивом, а в лице ея бывшей царицы не видали, для того, что ехала в карете за стеклами»{190}.

Иван Жиркин, выполняя просьбу епископа До-сифея, тоже приезжал к царице Евдокии, когда она посещала Никольскую церковь в селе Кусуново, располагавшуюся всего в четырех верстах от Владимира. Туда он привозил ей «владимирския живыя стерляди и вишни, и прянишныя коврижки». По словам Жиркина, он даже не видел царицу, а беседовал только с ее служителями. Он еще раз подтвердил, что таких служителей могло быть до двадцати человек, в основном из слуг Покровского монастыря. Двух он знал по именам — Григорий Стахеев и Никита Клепиков. Последний был в тех проездах «за дворецкого, понеже кушанья и питья положены были на нем». И еще одна живописная деталь, сообщаемая Иваном Жиркиным. Царица Евдокия неспроста выбирала для поездок летнее время: помимо лучшей дороги, проще решалась проблема остановок для отдыха и ночлега. Останавливаться во дворах монастырских или владельческих крестьян она все-таки не могла, так как это навлекло бы подозрения на тех, кто оказывал ей помощь. Был найден изящный выход: царица Евдокия и ее спутники останавливались «на лугах в палатке», то есть в каком-то небольшом шатре посреди поля. Правда, иногда, как это было во Владимирском Федоровском монастыре, сам архимандрит Гедеон распоряжался определить царице Евдокии Федоровне настоятельские покои для ночлега.

С настоятелями других монастырей окружение царицы Евдокии обходилось еще проще, приказывая им готовить все необходимое для встречи царицы. Выяснилось это на следствии по делу игумена Симона из патриаршего Кузмина монастыря. Некогда он был ризничим при суздальском митрополите Илларионе и хорошо помнил, как тот избегал встреч с царицей Евдокией. По его показаниям, «он Симон, в Суздаль, в Покровский девич монастырь, к ней, бывшей царице, никогда ни за чем не прихаживал», равно как «при бытности его» и Илларион митрополит «к ней бывшей царице никогда ни за чем не приезживал»{191}. Напротив, царица Евдокия дважды приезжала в Кузмин монастырь (хотя и с интервалом в пять лет). Игумен Симон весьма красочно описывал детали этих поездок: «А наперед тех, ея бывшей царицы, приездов приезжали в тот монастырь Покровского монастыря слуги, по человеку и по два верхом очищали кельи, где ей бывшей царице стоять, и церковные ключи бирали у пономарей те слуги; и отпирали церковь они ж; и того монастыря монахом из келий вон выходить не велели. И та бывшая царица въезжала в тот монастырь в карете за стеклами после полуден, и приезжала в той карете к самой соборной церкви и входила в тое церковь ограждена красными сукнами скрытно; и он Симон и другие того монастыря монахи ея бывшей царицы никогда не видали».

Во второй приезд игумен Симон удостоился увидеть царицу, раздававшую монастырю «милостиню» и просившую молить за царевича Алексея.

Она проявила интерес к монастырскому иконостасу и поинтересовалась, на чьи деньги он был «построен». Во время разговора игумен Симон успел рассмотреть, что царица была «в черном камчатом мирском платье, а в шупке или кунтуше, того не усмотрел». Запомнил он и «польскую шапку». По приказу служителей царицы, уже известных нам Никиты Клепикова и Григория Стахеева, игумен Симон вместе с братьями провожал царицу из монастыря, выходя за ограду и кланяясь ей трижды в землю[31].

Покровительство царице Евдокии оказывал и назначенный в 1712 году новым суздальским епископом Игнатий Смола. В итоге его тоже дважды привлекли к сыску — в 1718 и 1721 годах. В вину епископу Игнатию вменялось то, что он ездил поздравлять царицу Евдокию в дни рождения царя и царевича, а также в ее собственные именины, «видел ее в светском платье и не доносил», а кроме того, «целовал у ней руку». Были и другие важные, с точки зрения следствия, прегрешения, о которых будет сказано ниже. Оправдываясь, суздальский епископ Игнатий, к 1721 году уже переведенный в митрополиты на крутицкую кафедру, говорил, что «поступал так, потому что ему неизвестно было о ее пострижении». Игнатий подтверждал, что никому из суздальских епископов и митрополитов не было «приказу», чтобы «смотреть» за царицей Евдокией. Поэтому, по его словам, она «жила в Суздале самовластно и никакого караулу при ней не было». Игнатий приводил и богословское обоснование, позволявшее думать, что царица не принимала пострига. Когда он был назначен на суздальскую кафедру, у него состоялся разговор с иподиаконом Иваном Пустынным, еще одним сыном духовника царицы ключаря Федора. Тот уверил епископа, что «зовут ее Евдокиею, а она-де не пострижена». Не поверить этому епископ Игнатий не мог. Он ссылался на церковные правила: «…понеже-де у монахинь из бельцов отцы духовные не бывают, и правило светским священником у монахинь духовниками быть возбраняет».

Епископ Игнатий Смола не сразу стал отдавать визиты царице Евдокии. В 1715 году он был в монастыре на праздник Покрова и не рискнул посетить кельи царицы. Евдокия, видимо, пожаловалась брату Аврааму, и тот, встретившись в Москве с епископом Игнатием, «пенял» ему: «…для чего-де ты в хоромы не ходил или будто к тебе какой указ прислан?» В ответ епископ, по его словам, упрекнул самого царицыного брата, что тот тоже не ездит в Покровский монастырь. Интересен ответ Авраама Лопухина, сказавшего, что «ему быть неприлично»; он ссылался на прямой запрет посещать царицу Евдокию. Позже, впрочем, епископ Игнатий уже не сомневался, поддерживать или нет жившую в Покровском монастыре царицу, и даже прислал ей в дар с архиерейской конюшни двух «возников», чтобы ей удобнее было выезжать из монастыря. Вольности эти в итоге дорого обошлись епископу Игнатию. Царь сам рассматривал его дело. Петра прежде всего интересовало, почему митрополит, ведая «правильную» царицу Екатерину, «почитал за царицу же бывшую царицу, монахиню Елену, и отдавал ей такую честь, которой весьма она отрешена»{192}. Велик русский язык! В обвинительной речи не случайно сказано «правильная», а не «законная» царица!