Читать онлайн «Внимание: «Молния!»». Страница 31

Ватутин ждал той минуты, когда его машина пойдет на Лютежский плацдарм. Она пошла туда вечером накануне решающего сражения за Киев. Красноватые лозы, мокрый, накатанный шинами песок, и уже под колесами вездехода басит понтонный мост и приближаются днепровские кручи, за которыми, чуть блеснув, гаснет в тучах бессильная заря.

На окраине села Новые Петровцы в невысоких кустах расположились КП Ватутина и чуть дальше — командармов Москаленко и Рыбалко. До переднего края всего восемьсот метров. Противник все время освещает местность ракетами. В наплывающем с Днепра тумане над кустами дрожит то зеленовато-мертвенный, то маслянисто-желтый свет. Сюда прибывают вызванные командиры частей и соединений. Идут по траншее полковники и генералы. Останавливаются у блиндажа командующего фронтом. Ждут дальнейших распоряжений.

Большой блиндаж командующего разделен на две части. В первой расположились в полной боевой готовности недремлющие связисты, во второй, за плотно закрытой дверью, идет совещание. За столом, на котором пестрит различными знаками оперативная карта, рядом с Ватутиным сидит представитель Ставки маршал Жуков, по правую сторону генералы Москаленко, Рыбалко, Черняховский, Епишев и по левую — Гречко, Кальченко, Иванов, Крайнюков и Шатилов.

— Как будто всё продумано нами... — Ватутин берет карандаш. — Но вот Москаленко, на чьи войска в начале атаки мы возлагаем особые надежды, вносит поправку к нашему плану. Он предлагает сократить полосу прорыва до семи километров. Как, товарищи?

— Слишком рискованно. Противник может сманеврировать артиллерией и хлестнуть с флангов перекрестным огнем. Атака захлебнется. — Жуков смотрит на карту.

— Георгий Константинович, — обращается Ватутин к Жукову. — Риск в этом есть. Но у нас преимущество: противнику неизвестно место прорыва, он не готов к такой неожиданности. После нашего удара сманеврировать огнем ему будет поздно.

— Я вижу, командующий фронтом убежден в необходимости такой поправки. Ну что ж... Прорыв на узком участке... В этом есть новизна. Есть. Согласен.

— Поправка принята. — Ватутин делает быструю пометку на карте. — Теперь можно приглашать командиров дивизий и корпусов.

В блиндаже тихо и тесно. Набилось много народу. Полковники и генералы. Все очень внимательны. Молча выстраиваются.

Напряженная тишина.

Ватутин, положив руки на оперативную карту, окидывает всех взглядом.

— Настал час, которого мы так давно ждали. Ставка Верховного Главнокомандования приказала нам овладеть Киевом. Октябрьскую годовщину мы должны встретить с вами в родном Киеве. Освобождение столицы Украины — это великий праздничный подарок нашему советскому народу. Выполнение задания в первую очередь зависит от решительности ваших действий. Я надеюсь, что стрелковые дивизии Москаленко и Черняховского, поддержанные воздушной армией Красовского, помогут нам ввести в прорыв танкистов. — Посматривая на генералов танковых войск Рыбалко и Кравченко, он продолжает спокойно и неторопливо: — Смело, танкисты, отрывайтесь от пехоты, быстро двигайтесь вперед, наводите панику среди мерзавцев-эсэсовцев, стремительно преследуйте их. Командирам всех степеней быть со своими частями и лично вести их в бой. На юге, в букринской излучине, наш удар встревожил Манштейна. Туда идут подкрепления. Это хорошо! — После небольшой паузы: — Я прошу вас, товарищи командиры, побывать на партийных собраниях и солдатских митингах перед боем и по нашему обычаю обойти траншеи переднего края и там поговорить с воинами. Вот и все. — Генералы и полковники встают. Ватутин на прощание добавляет: — Желаю вам выиграть битву за Днепр, войти с победой в Киев.

А рядом, в передней части блиндажа, где расположились связисты, жизнь идет своим чередом. Все наготове, вот-вот прозвучит команда, и сразу оживут полевые телефоны, полетят в эфир позывные сигналы раций, наступит такое время, когда и вздохнуть будет некогда. А пока кареглазая радистка достает из кармана зеркальце, незаметно прихорашивается. Девушка — она в любой обстановке хочет быть красивой. Радистка посматривает в угол, где, примостившись на патронном ящике и никого не замечая, что-то записывает в блокнот Митя Глушко.

Сосед Мити, неторопливый, даже немного медлительный сержант, с огорчением шарит по карманам:

— Куда-то кисет задевался... Привстань, Глушко.

Митя продолжает писать.

Проворный ефрейтор помогает сержанту искать кисет.

— Вот где пропажа, Глушко шинелью накрыл. Слышь, небожитель, сойди на землю, — толкает легонько Митю. — Тайком все пишешь, пишешь, прочти хоть строчку.

— Да ну тебя, вечно ты пристаешь, прочти да прочти. А что читать? — вздыхает, как после тяжелой работы. — Все это наброски.

— А ты наброски, — не унимается ефрейтор.

— Прочтите, — просит радистка.

— Ну, Митя... Что ты, ей-богу, — наседает сержант, пряча в карман кисет.

Глушко заглядывает в блокнот, начинает читать медленно и неуверенно:

Все застывают, вслушиваются в стихи. Ободренный вниманием, Митя читает дальше уже значительно лучше:

Митя закрывает блокнот и декламирует с подъемом:

— Митя, вы поэт! — восторженно восклицает радистка.

Митя спокойно относится к похвале красивой девушки, а сержант — ревниво. Ему это не по душе. Он говорит:

— Кончай, Глушко, стихи писать, бери Киев.

Двери широко распахиваются, и мгновенно наступает тишина. Ватутин поднимается по ступенькам, выходит из блиндажа. Где-то за туманами раздаются глухие взрывы. Он стоит на ветру, охваченный гневом и болью: подрывные команды Манштейна уничтожают Киев.

В небе ширится багровый отсвет пожарищ.

Командно-наблюдательный пункт Ватутина близко придвинут к переднему краю. Это заметно по скоплению войск, которым тесен маленький плацдарм. В этот ранний час в траншеях и окопах из рук в руки переходят листовки.

— Поднимем же свои славные знамена на берегу седого Днепра, над родным Киевом, — читают вслух солдаты с гвардейскими значками, с лесенками нашивок «За ранение», с многими медалями и орденами на груди.