Читать онлайн «Жить для возвращения». Страница 30

— Повезло, я сразу нащупал отросток и удалил его, а уж обрабатывать полость и шить живот оставил на долю ассистента. Решил поспешить сюда, а то ты чересчур буйный сегодня. Между прочим, на твоей совести останется, что я даже не стал дожидаться, когда его возьмет анестезия, начал, можно сказать, прямо по живому. Он подергался, поерзал минутку и успокоился, заморозка взяла свое.

Пятый курс прошел под знаком распределения на работу. Легендарная организация — Главное управление Северного морского пути (ГУСМП) — никогда прежде не брала на работу географов-гляциологов или географов-мерзлотоведов, их не было ни на одной полярной станции. Однако существовало джентльменское соглашение между нашей кафедрой и начальником ГУСМП адмиралом Бурхановым о том, что нескольких выпускников 1955 года арктические власти трудоустроят на различных полярных станциях.

И вот в начале июня из Главсевморпути пришло сообщение, что работа в Арктике для нас обоих нашлась и мы можем в ближайшее же время отправиться на полярную станцию «Русская Гавань». Мы с Наташей кинулись к географической карте. Вот он, архипелаг Новая Земля, вот его Северный остров, вот северо-западное побережье этого острова с крошечной вмятиной — так выглядит Русская Гавань с одноименной зимовкой на карте мира. Затем мы обратились к комплектам журналов «Советская Арктика», «Проблемы Арктики», «Бюллетеня Всесоюзного Арктического института», надеясь разузнать как можно больше о тех краях.

Уготованное нам «теплое» местечко, судя по всему, выглядело восхитительно. Легендарная, открытая, по-видимому, тысячу лет назад древними поморами Новая Земля, красавица-бухта чуть южнее известного каждому школьнику мыса Желания. С высоких гор в «наш» залив сползал широкий и длинный ледник Шокальского, рождавший большие и малые айсберги. Вероятно, арктическое руководство решило наконец уделить внимание этому природному феномену, поскольку плавучие ледяные горы играют далеко не последнюю роль в безопасности навигаций в северных морях (достаточно вспомнить гибель «Титаника»), Так в штатном расписании радиометеостанции «Русская Гавань» появилось совершенно небывалое штатное место инженера-географа высшей квалификации! Поскольку на вторую такую же экзотическую должность да на той же крохотной полярной станции ГУСМП уже «расщедриться» не мог, Наташе дали чин метеоролога-наблюдателя.

Заполнив бесчисленные анкеты, поставив подписи на важных бумагах (в том числе на той, которая обещала выплату некой денежной суммы в случае увечья либо гибели сотрудника полярной станции), мы в бешеном темпе досрочно сдали все выпускные экзамены, а уж дипломы и значки-ромбики получили за нас друзья-однокашники.

Подготовка к отъезду началась с того, что мы помчались в ЗАГС умолять его служительницу в недельный срок заштамповать наш брак, так как судно уже готовилось отходить от причалов Архангельска, а нам оставалась еще уйма дел, куда более существенных, чем формальный акт регистрации. Как ни странно, наша назойливость не вызвала у нее ни раздражения, ни, что куда важнее, решительного отказа. 18 июня пожилая сотрудница Пролетарского ЗАГСа г. Москвы от всего сердца пожелала молодым здоровья и счастья, а также — почаще навещать данное учреждение для регистрации детей. Больше ничего не помню об этом событии, даже кто были наши свидетели, и были ли они вообще. Все тогда оформлялось проще.

Свадьба состоялась в Наташиной коммунальной квартире, приглашены были только самые близкие друзья-подруги с обеих сторон. Нас так измучили сборы, что мы впопыхах не позвали мою родню, а заодно и мою тещу, трусливо воспользовавшись тем, что она собралась в тот вечер в театр (явно дипломатический поступок славной женщины!). Наряжаясь у зеркала перед выходом из собственного дома, в котором через час-другой зазвенят бокалы в честь замужества ее дочери, Ольга Григорьевна иронично заметила:

— И все-таки, Зинок, я хотела бы когда-нибудь, быть может, еще в этом году, познакомиться с твоими близкими. Ведь вы с Наташенькой, надеюсь, соединились прочными узами, а не на ближайшие пять суток перед отъездом, верно?

На исходе этих пяти суток наши родичи, наконец-то, перезнакомились, хотя и случилось это уже на перроне Ярославского вокзала, за несколько минут до отправления поезда Москва-Архангельск!

Мы уезжали, как принято в таких случаях говорить, в неизвестность. Мало того, что в великой неопределенности была скрыта наша будущая работа, о чем толком не ведали даже сами работодатели, — к этому еще добавлялась неведомая нам специфика жизни с обжигающе романтическим и аскетическим наименованием: Дальняя Зимовка. Что мы знали о ней, кроме волнующе-бодрящих песен, вроде той, знаменитой, из кинофильма 30-х годов «Семеро смелых»? О том, как «мы не раз отважно дрались, принимая вызов твой, и с победой возвращались к тихой гавани, домой»…

Уже позже мы узнали, что фильм «Семеро смелых», поставленный режиссером С. А. Герасимовым, консультировал М. М. Ермолаев, начальник экспедиции в Русскую Гавань в 1932–33 годах. Не приходится поэтому удивляться, что в этом фильме, во многом наивном, немало событий, взятых из жизни той самой экспедиции. Даже в самом названии картины отразилась «правда факта» — в Русской Гавани жили и работали семеро.

Имя М. М. Ермолаева нам встречалось в самых разных арктических журналах на протяжении 30-х годов. Географ, геолог, мерзлотовед и гляциолог, гидролог, геофизик и геохимик — таков неполный перечень специальностей, которыми владел исследователь Арктики М. М. Ермолаев. Геологические и гляциологические работы на Новой Земле и Новосибирских островах, плавания на ледокольных судах в полярных экспедициях, участие (как оказалось, заочное) в Международном геологическом конгрессе 1937 г. Но на первом плане была именно Русская Гавань, станция, организованная под его началом осенью 1932 г. Во время зимовки на Новой Земле Ермолаев проявил истинный героизм, спасая попавшие в беду семьи охотников-промысловиков, русских и ненцев, а также выручив из гибельной ситуации коллегу, германского геофизика Курта Вёлькена, работавшего в составе ермолаевской экспедиции. За это двадцативосьмилетний Михаил Михайлович был награжден орденом Трудового Красного Знамени, его имя прогремело по всей стране.

О дальнейшей судьбе и деятельности М. М. Ермолаева ничего в научных журналах найти мы не смогли. До нашего отъезда-отплытия на Новую Землю оставалось чуть больше месяца, и мы решили отправить Ермолаеву письмо абсолютно наугад, в Ленинград, в Арктический институт. Написали ему о том, что уезжаем в Русскую Гавань, спросили, чем бы он посоветовал нам там заняться, сославшись на журнальные статьи с его авторством. И уже перед самым отъездом получили ответ, начинающийся словами: «Дорогие друзья, мне передали ваше письмо. Вы отправили его на адрес института, в котором я не работал после 1938 года. Старые мои сотрудники почти двадцать лет не знали, жив ли я, и отыскали меня в общем-то случайно…»