Читать онлайн «Генерал Симоняк». Страница 48

Алексей Бровкин тут же немедленно отрядил в батальон Собакина Ивана Петрунина. И в девятом часу 18 января разведчик привел к месту встречи Владимира Михайлова с людьми его роты.

- Вас вызывает Шерстнев, - вывел Симоняка из раздумья радист.

Комдив поспешно взял трубку.

- Соединились! Соединились! - услышал он срывающийся, ликующий голос командира полка. - В одиннадцать тридцать батальон Собакина встретил батальон , второй ударной армии.

- Поздравляю, Александр Иванович, и тебя, и Собакина, и всех бойцов полка.

- Слышал? - кинул Симоняк Морозову. - Дай-ка тебя расцелую, артиллерийский бог.

А виновник радости Федор Собакин в это время крепко сжимал в своих объятиях командира батальона 18-й стрелковой дивизии капитана Демидова. У обоих из глаз катились слезы, но они этого не замечали.

Свершилось! Прорвали блокаду. Почти семнадцать месяцев Ленинград был отрезан по суше от всей страны. С этого часа он снова связан с родной советской большой землей.

Летели вверх шапки-ушанки, обнимались и целовались командиры и бойцы. Знакомились. Усаживались тут же на снегу, на рельсах, вытаскивали кисеты, потчевали друг друга крепким табачком, заводили беседы о боях и походах.

Счастливый, по-настоящему светлый и памятный день. Спустя некоторое время так же восторженно пожимали руки воинам Волховского фронта бойцы батальонов Душко, Ефименко и Березина, сменившего накануне Андрея Салтана.

Над железной дорогой взметнулось алое, как восходящее солнце, полотнище знамя Кировского завода. Михаил Семенов, который пронес его через Неву, был ранен в боях, и теперь древко знамени держали другие руки. Но знамя высоко развевалось над приладожской землей, звало к новым подвигам.

Священная клятва

Адъютант свернул карту, радист выключил радиостанцию. Говгаленко громко объявил:

- Спасибо этому дому, пойдем к другому.

Симоняк и Говгаленко вышли из блиндажа, Морозов, укладывая бумаги в полевую сумку, крикнул:

- Я вас нагоню!

- Как сказать, - обернулся к нему Говгаленко. - Артиллерии за пехотой не угнаться.

- Что его дразнишь, комиссар? - покачал головой Симоняк. - На артиллеристов нам жаловаться грех.

Подстегиваемая свежим ветром, мела поземка. Снег вихрился, припорашивая всё вокруг: невысокие бревенчатые строения, мотки колючей проволоки, кладбища разбитых, обгорелых немецких машин.

Эмка стояла неподалеку в кустарнике. Шофер распахнул дверцу. Симоняк не торопился влезать в нее, он оглядывался по сторонам, стараясь навсегда запечатлеть в памяти эти места, где дивизия семь дней и ночей вела бой, где она стала гвардейской. Это была высшая оценка, которую только можно было заслужить. Когда Симоняк получил телеграмму Военного совета фронта, он перечитал ее несколько раз: Шестьдесят третья гвардейская стрелковая дивизия...

Потом он передал телеграмму Говгаленко.

- Придется тебе всё-таки забираться на сосну, товарищ гвардии полковник.

- Слушаюсь, товарищ гвардии генерал-майор.

Но обошлось без сосны. С удивительной быстротой в полках, батальонах и ротах узнали о присвоении дивизии звания гвардейской.

- Гляди, запоминай, гвардии полковник Иван Ерофеевич, - негромко произнес Симоняк, окидывая блестевшими глазами иссеченные кусты, смутно выступающие вдали очертания домов, извилистые тропы, уходящие через перелесок к местам встречи дивизии с волховчанами. - После войны узнаем ли, где воевали?

- Найдем, Николай Павлович. Тут и памятник еще поставят.

Симоняк, увидев торопливо шагавшего Морозова, молча подошел к машине.

- Усаживайтесь, товарищ гвардии генерал, - сказал шофер. - Здесь на открытом месте задерживаться не рекомендуется. Немцы нет-нет да и ударяют.

Справа доносился гул канонады. 67-я армия продолжала бои под Синявином, у 8-й ГЭС, а дивизию Симоняка отводили на отдых.

Эмка, покачиваясь на выбоинах, мчалась по утрамбованной тягачами и машинами дороге. Симоняк и его спутники даже не заметили, как доехали до Марьина, к переправе через Неву.

- Всего-то ничего, - взглянул на часы Морозов. - Ехали от командного пункта до Невы одиннадцать минут... А пробивались семь суток.

- И не диво, - откликнулся Говгаленко. - Тут, Иван Осипович, у немцев бутылочное горло было не стеклянное, а стальное.

Симоняк не вмешивался в разговор, но думал о том же. Когда-нибудь историки будут изучать эти дни. Может быть, им покажется странным: как так - по километру в сутки продвигались наши войска друг другу навстречу? Поймут ли, какой трудной была эта операция, какого мужества потребовала от каждого командира и бойца?

Эмка пересекла Неву и взобралась на правый берег.

В поселке Морозовка, куда под вечер приехали Симоняк и его спутники, стучали топоры. Плотники тесали огромные бревна. Симоняк подошел к ним:

- Что робите, хлопцы?

- Как что? Мост через Неву.

Сержант в ватнике показал на противоположный берег:

- Свяжемся наконец-то с большой землей. Нас с Ладоги сюда перебросили строить железную дорогу.

- За месяц справитесь?

- Какой месяц! Сроку десять дней дали.

- О-о! - удивился Симоняк. - Не загнул, хлопец? Неву тут камнем не перебросишь. Почти с километр.

- Должны уложиться в десять дней. Из Москвы приказ.

К Симоняку подошел худощавый человек в длинной шинели.

- Генерал Матюшев, - представился он. - Командир железнодорожной бригады.

- Генерал Симоняк, - пожимая ему руку, сказал комдив.

- Рад познакомиться и поздравить. Ваша фамилия многим сейчас стала известна.

Стоявший рядом сержант внимательно посмотрел на генерала в синей куртке. Вот он, оказывается, с кем разговаривал!

Показав на ладного сержанта а ватнике, Симоняк спросил комбрига:

- Мне ваш сержант говорил: за десять дней мост построите.

- Совершенно точно. Ленинграду как воздух нужна железная дорога. Вы свое дело сделали. Теперь наша очередь.

- По-гвардейски будем строить, товарищ генерал, - вставил сержант.

- Желаю удачи, - сказал Симоняк.

2

Квартирьеры подобрали для генерала кирпичный домик в глубине поселка, среди высоких сосен. Ординарец затопил печь. Комдив, сбросив куртку, расположился по-домашнему. Путилова он попросил:

- Присмотри, Савелий Михайлович, за полками. Расхворался я малость проклятая ангина. Врач приказывает: никуда носа не высовывать. Конечно, обидно под домашним арестом сидеть. В Ленинград не выбраться даже.

Но Симоняку и получаса не удавалось побыть одному. Заходили командиры полков, штабные работники. Нагрянули корреспонденты газет, радио, фоторепортеры. Симоняк шутил:

- Блокаду мы прорвали, теперь нас блокировали самих. Того и гляди - на части разорвут.

Говгаленко принес комдиву кучу телеграмм и писем. Поздравляли дивизию и ее командира Военный совет фронта, командование армии, друзья Симоняка и совершенно незнакомые ему люди.