Читать онлайн «Фонвизин». Страница 56

Возможно, с увлечением Фонвизина «вещами, до художеств принадлежащими», связано появление так называемого «отрывка из „Биографического словаря живописцев и скульпторов“», однако точное время создания этого перевода автором не указано и остается неизвестным. Кажется, наиболее подходящим местом для работы над такого рода сочинением была бы Италия, где Фонвизин с восхищением рассматривал «драгоценные картины и антики», но исследователей смущает тот факт, что среди упомянутых в этом фрагменте европейских мастеров нет ни одного итальянца. Итальянцев среди них действительно нет, однако про первого же представленного публике живописца «Аарсенса или Аэрсена» сказано, что Pietro Longo он именуется именно по-итальянски. Как бы то ни было, по небольшому отрывку, представляющему собой краткие описания жизни и творчества семи художников, чьи имена начинаются на букву «А», трудно судить о составе всего неизвестного нам оригинала, и середина 80-х годов кажется самой вероятной датой появления этого перевода. Это предположение представляется тем более обоснованным, что Фонвизин не только рассказывает о творениях того или иного живописца или скульптора, не только оценивает художественные достоинства произведений искусства, но и обращает внимание на их высокую стоимость: «Аэльст (Эверард Ван), живописец, родился в Дельфте в 1602 г., умер в 1658 г. Он с успехом писал неодушевленные вещи, а особенно мертвых птиц, латы, шишаки и разные военные орудия. Работа его докончена всегда рачительно, малейшие подробности изображал с великою истиною, почему картины его, хотя не весьма привлекательны, редки и дороги». Для знатока европейского искусства и коммерсанта — информация не только любопытная, но и полезная.

Фрагмент «Биографического словаря» — не единственный пример перевода лишь самого начала попавшей в руки Фонвизина книги: точно так же русский автор ограничивается переложением начала «Смерти Авелевой» Соломона Геснера и первых стихов шестой песни «Илиады». Трудно сказать, почему Фонвизин бросал едва начатую работу: не имел возможности довести перевод прославленных поэм до конца или уже изначально планировал не выходить за рамки небольшого отрывка? Заманчиво предположить, что работа над «Биографическим словарем» оборвалась вопреки намерениям переводчика и что закончить свой, вероятно, объемный труд Фонвизину помешала болезнь, однако аргументами, подтверждающими эту гипотезу, мы не располагаем.

А. Стричек утверждает, что еще до болезни, во время путешествия по Германии, Фонвизин переводит с немецкого «Рассуждение о национальном любочестии», главу большой книги швейцарского врача Иоганна Георга Циммермана (в фонвизинском варианте — «из сочинений г. Циммермана»). Однако, как и в случае с отрывком из «Биографического словаря», определить точно, когда и где был выполнен этот изданный в роковом для Фонвизина 1785 году перевод, не представляется возможным. Среди причин, побудивших русского путешественника обратиться к творчеству знаменитого писателя и корреспондента императрицы Екатерины Великой, исследователи называют естественную для Фонвизина потребность, оказавшись в Германии, вновь заняться немецким языком и обыкновенным для него интересом к затронутой Циммерманом теме. В самом деле, швейцарский мыслитель цитирует горячо почитаемого Фонвизиным «мужа великого разума» аббата Антуана Леонара Тома и тем самым связывает «Рассуждение о национальном любочестии» со «Словом похвальным Марку Аврелию». Теперь, в середине 1780-х годов отечественного философа Дениса Ивановича Фонвизина занимают проблема национальной гордости и связанные с ней «преимущества и вредности». Вслед за мудрецом Циммерманом он полагает, что лишь человек, верящий в свои таланты и свою удачу, способен совершить «великие деяния»; «лишенный же сего упования», «почитающий себя меньше прямой своей цены» становится не годным ни к чему великому «рабом другого». Из пространных и, в версии Фонвизина, чрезвычайно туманных (по наблюдению того же Стричека) размышлений Циммермана следует, что не только отдельный индивид, но и вся нация должны испытывать к себе «благородное почтение», воодушевляться пламенной любовью к отечеству и помышлять исключительно об общем благе. Свои рассуждения известный всем европейским монархам доктор-эрудит сопровождает многочисленными примерами из древней истории, ссылается на Лоренса Стерна, любимого Фонвизиным Соломона Геснера (чьи «поэмы, исполненные благородныя и бессмертный натуры, производят в юношестве удивительное действие»), упомянутого Тома и выглядит весьма убедительным. Судя по всему, во время очередного своего вояжа по Европе российский писатель-коммерсант был занят не только поисками и приобретением сокровищ европейского искусства, но и размышлениями на столь близкие ему морально-этические темы, размышлениями и переводами трудов известнейших европейских философов.

Из многочисленных фонвизинских текстов следует, что главной добродетелью и государственного мужа, и частного лица он считает прямоту и честность; не случайно описанный им идеальный гражданин является непременно «честным человеком» (как сказано в одном изданном в тот же год, что и фонвизинский «Бригадир», шведском рассуждении некоего скрывающегося за инициалами Р. В. северного философа, «честным человеком называют лишь такого, которого ни лестью, ни посулами, ни угрозами невозможно заставить сойти с истинного пути»): честные люди, проникнутые «национальным любочестием», упоминаются в переводе книги Циммермана, в «Вопросах сочинителю „Былей и небылиц“» «честным человеком» называется российская монархиня, из жизнеописания графа Панина следует, что «титло честного человека дано ему было гласом целой нации», о себе в тревожном для Панина и его сторонников 1773 году Фонвизин говорит, что он «на Бога положился во всей своей жизни, а наблюдает того только, чтоб жить и умереть честным человеком», печальная история добродетельного советника Александра Македонского, «честного человека» Каллисфена рассказывается Фонвизиным в его одноименной повести, по всей видимости, созданной во время болезни автора и изданной в 1786 году в петербургском журнале «Новые ежемесячные сочинения».

Несмотря на все приложенные современными исследователями усилия, обнаружить в этом произведении следы французского или немецкого влияния не удается, и фонвизинский «Каллисфен» единодушно признается оригинальной попыткой русского писателя создать новое жизнеописание загадочного современника Александра Великого.

Об историческом Каллисфене известно, что он был внучатым племянником Аристотеля, в качестве историографа участвовал в Персидском походе Александра, за отказ пасть перед царем ниц был казнен и (информация, не заинтересовавшая Фонвизина) ошибочно признавался автором популярного во всем мире (в том числе и в Древней Руси) романа об Александре Македонском, знаменитой «Александрии». В известных каждому образованному россиянину «Сравнительных жизнеописаниях» Плутарха о Каллисфене сказано, что Александр всегда «недолюбливал его за строгость и суровость», что многочисленные «софисты и льстецы» ненавидели философа из-за его популярности и манер («ибо Каллисфен большей частью отклонял приглашения к царскому столу, а если и приходил, то своей суровостью и молчанием показывал, что он не одобряет происходящего»), что «своим поведением Каллисфен очень озлобил» царя Македонии, охотно поверившего наговорам клеветников и в конце концов подвергшего дерзкого выскочку суровому наказанию. По сведениям Плутарха, «некоторые сообщают, что Александр повесил Каллисфена, а другие — что Каллисфен умер в тюрьме от болезни»; возможно, «Каллисфена семь месяцев держали в оковах, под стражей, чтобы позднее судить его еще в большом собрании, в присутствии Аристотеля, но как раз в те самые дни, когда Александр был ранен в Индии, Каллисфен умер от ожирения и вшивой болезни».