Читать онлайн «Владимир Святой [3-е издание]». Страница 98

Так, широкая благотворительность Владимира, обильная милостыня, стремление накормить и напоить каждого отнюдь не явились чем-то совершенно необычным для древней Руси. Евангельские заповеди милосердия и единения верующих наложились на прежние представления славян о единении князя с подвластной ему землей, о щедрости как одной из необходимых добродетелей князя и изобилии как проявлении дарованной ему свыше сверхъестественной силы. В языческие времена это проявлялось и в совместной трапезе с обязательным, ритуальным участием князя, и в особом покровительстве князя собственной дружине, и в праве миловать «изгоев», то есть людей, оказавшихся вне общества, вне какой-либо социальной защиты.

Совместные трапезы князя с дружиной и с «землею» («старцами») сохраняются и после Крещения Руси и даже приобретают в это время еще больший размах. Но они также наполняются совершенно новым содержанием — уже как празднования новых для Руси христианских праздников. Вот как описывает летописец праздник, устроенный князем Владимиром в Василеве и Киеве в августе 996 года, после счастливого для него избавления от печенегов и построения Василевской церкви:

«Избегнув опасности, Владимир поставил церковь и устроил великий праздник, наварив меду триста провар. И созвал бояр своих, и посадников, и старейшин из всех городов, и людей многих, и раздал убогим триста гривен. И праздновал князь восемь дней, и возвратился в Киев на Успение Святой Богородицы[106], и здесь снова устроил праздник великий, созвав бесчисленное множество народа. Видя же, что люди его христиане, радовался Владимир душою и телом. И творил так по вся лета…»{397}

Пышные празднования самому Спасу (Преображение Господне 6 августа) и Божьей Матери (Успение 15 августа) становятся с этого времени ежегодными и едва ли не главными в христианском календаре древней Руси. (По крайней мере, именно их выделяет летописец.) Но Владимиру этого мало.

«И еще нечто большее делал он для людей своих, — продолжает рассказ о Владимире-христианине летописец. — Каждое воскресенье на дворе своем, в гриднице, установил устраивать пир, чтобы приходить туда боярам, и гридям (дружинникам. — А. К.), и сотским, и десятским, и нарочитым мужам — при князе и без князя».

Угощение на этих пирах было исключительно богатым, как и в прежние языческие времена. Но Владимир, как видим, уже не всегда сам участвует в пиршестве, заботясь более о насыщении дружины.

Пиры для Владимира по-прежнему остаются в первую очередь делом государственным. На них князь все так же чествует дружину и «думает» с нею о «строе земляном, и о ратях, и о уставе земляном», то есть об управлении подвластной ему землей, о войнах и о законах. «Старцы градские» по-прежнему участвуют в княжеских празднествах, решая на них важные вопросы государственной жизни и вместе с тем принимая на себя ответственность за все, что сделает князь.

Особую заботу князь проявляет о Церкви, возникшей на Руси после Крещения. Епископы и священники придворных княжеских церквей становятся еще одними его советчиками, «думцами». Правда, летописец не упоминает их среди участников княжеских пиров: разгул всеобщего веселья, по-видимому, казался непристойным лицам духовного звания[107].

Место священника в храме, но также и в палате Владимира, куда иереи и иерархи — на этот раз вместе с ближайшими дружинниками и «старцами» — приходят подать князю совет не только о духовных, но и о вполне мирских делах. О «сънемах» (советах) Владимира с «новыми отцами нашими епископами» вспоминал позднее митрополит Иларион{398}: на этих встречах князь советовался о том, как «уставить закон народу, новопознавшему Господа».

Следы некоторых установлений Владимира отыскиваются в памятниках древнерусской письменности.

Так, князь Владимир изыскивает возможность включить Церковь в уже сложившуюся структуру государственной власти, обеспечить ее материально. В 995 или 996 году, после освящения киевской церкви Пресвятой Богородицы, князь вручает ей «десятину» от всего своего имущества.

«Се даю церкви сей Святой Богородице от имения моего и от град моих десятую часть» — такие слова, по летописи, произносит он в самом храме. «И установив так, написал клятву в церкви сей, сказав: “Если же кто осудит это, то будет проклят”. И дал десятину Анастасу Корсунянину, и сотворил праздник великий в тот день»{399}.

Судя по дошедшему до нас более раннему тексту летописной статьи 996 года, отразившемуся в Проложном сказании об освящении Десятинной церкви и в «Слове о том, како крестися Владимир, возмя Корсунь», «проклятие» Владимира появилось позже, уже при обработке летописи, вероятно, в 70–80-е годы XI века. Но само «установление» Владимира едва ли не передано буквально. Позднее такая же десятина была установлена и для соборных церквей других русских городов, прежде всего для епископских кафедр.

О том, что представляла собой церковная десятина, мы узнаем из более поздних источников XI–XIII веков. Князь отчислял в пользу Церкви десятину «от всего, что входит в княжеский двор», — «от всех скот своих и от жита на вся лета», «и от лова княжа», «от злата и серебра и от кун» (денег), а также десятую часть получаемых им государственных доходов — десятину «от даней», и «от всякого княжа суда десятую векшу»[108], и «с торга десятую неделю» (то есть торговую пошлину, которую каждый десятый торг должен был собирать епископский или митрополичий «пристав»), «а из домов, на всякое лето, десятое от всякого стада и от всякого жита»{400}.

Для иерархов-греков такая форма обеспечения их существования должна была казаться по меньшей мере необычной.

Дело в том, что ни Восточная, ни Западная церкви десятины не знали[109]. Устанавливая ее, Владимир, вероятно, руководствовался библейской заповедью, отраженной еще в Моисеевом законе и подтвержденной Евангелием: «И всякая десятина на земле из семян земли и из плодов дерева принадлежит Господу… И всякую десятину из мелкого и крупного скота… должно посвящать Господу» (Лев. 27: 30–33). Мних Иаков, рассказав об учреждении десятины, объяснил ее исполнением и евангельской заповеди: «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф. 6: 21). «Блаженный князь Владимир сокровище свое на небесах имеет, сокрытое в милостыне и добрых своих делах, — там и сердце его в Царстве небесном», — восклицал агиограф.

Но не Владимир явился изобретателем этого церковного института. Десятина была хорошо известна в других славянских странах — прежде всего в Чехии и Польше, принявших христианство раньше Руси, — и притом известна именно в первые века их христианской истории. Тамошние правители также передавали Церкви десятую долю государственных доходов — даней, судебных штрафов, торговых сборов и т. п. Современные историки склонны считать, что славянская десятина имеет еще дохристианские корни и первоначально являлась способом обеспечения древних языческих культов{401}. Так, по свидетельству немецких хронистов (Гельмольда, Саксона Грамматика), десятую часть добычи еще в XII веке получали языческие святилища балтийских славян — бога Свентовита в Арконе и Триглава в Щецине. Возможно, такой же способ обеспечения волхвов и обслуживаемых ими капищ существовал и в древней Руси и был знаком князю Владимиру. Впрочем, учитывая роль славян-христиан в распространении христианства в русских землях, можно предположить, что церковная десятина была занесена к нам непосредственно из Чехии или Польши. Так или иначе, но Владимир чрезвычайно удачно использовал готовый славянский опыт (языческий или, может быть, уже христианский), облек его в приличествующую библейским заповедям форму и создал государственную систему, прижившуюся на Руси и надолго определившую положение Церкви в государстве. Служители Церкви, предстательствующие в своих молитвах за князя и за всю Русскую землю перед Богом, получили и свою долю государственного дохода наравне с другими структурами государственной власти (дружиной и княжеской администрацией).