Читать онлайн «Первопроходцы». Страница 22

По сравнению с современными картами географические чертежи Семена Ремезова кажутся весьма примитивными. Иногда они даже умиляют своей наивностью и могут вызвать лишь улыбку. И все-таки они достойны самого внимательного изучения. Чего только в них нет! Некоторые данные не утратили своего практического интереса даже в наши дни. Так, можно уверенно сказать, что именно Ремезов положил начало картированию богатейших полезных ископаемых Урала, Сибири и Дальнего Востока. Всмотритесь в его чертежи, и вы найдете в них немало любопытных сведений. Серебряная руда отмечена на Урале и верховьях Амура. Вблизи Чусовой надпись: "в камени берут медную руду", у Ишима — "медная руда и слуда", у Волчьей горы — "медная руда", "магнит и сера горючая", у озера Чебаркуль — "слюдны промыслы в горах" и там же "древние места серебрянной руды", у горы Куча — "камень — топитца свинец, а в нем сера нашатырь". Свинец отмечен и южнее Казачьей орды. "Самоцветное каменье" показано у Оби. Есть даже одна пометка "берут нефть и квасцы" (у горы Крутик). А сколько отмечено на чертежах С.У. Ремезова самых различных месторождений соли!

Начало русской археологии обычно относят к 1715 году. А сколько археологических объектов отмечено на сибирских чертежах Ремезова, созданных задолго до этой даты. Тут и различные развалины — мечетей, дворцов, древние курганы и многие другие. Отмечены даже "писаницы" (петроглифы).

Как сообщает в своих недавно опубликованных дневниках видный исследователь Сибири первой четверти XVIII века Даниил Готлиб Мессершмидт, Семен Ульянович рассказывал ему о своей находке: в Барабинской степи у озера Чаны сохранился скелет огромного мамонта. Войдя в середину этого скелета, Ремезов поднял над головой секиру, но так и не смог ее клинком дотянуться до верхних костей. Так что и палеонтологи немало обязаны тобольскому самоучке.

Встреча Мессершмидта с Ремезовым происходила в начале двадцатых годов XVIII века. А ведь еще недавно, как мы помним, историки считали, что Семен Ульянович умер около 1715 года. Этот рассказ пока останется самым поздним сообщением о жизни Семена Ремезова. Во всяком случае, как выяснил уже упомянутый нами Л.А. Гольденберг, в 1720 году Семен Ремезов был еще жив. В тобольской переписной книге 1720 года оказалась такая запись: "Во дворе тоболской дворянин Семен Ульянов сын Ремезов сказал себе от роду семидесят семи лет. У него сын Петр двадцати семи лет. У Семена внучата: Алексей пятнадцати, Никифор семи, Яков шести лет…" Как видим, о других сыновьях Семена Ремезова не сказано ничего. В предшествующее десятилетие многие тоболяки были отправлены на запад для службы в армии. Были ли среди них сыновья Ремезова — пока неизвестно. Есть предположение, что один из них уехал в Томск. Из того же дневника Мессершмидта видно, что 11 мая 1721 года его помощник Табберт (он же Страленберг, известный впоследствии шведский географ) посетил в Томске художника "по фамилии Ремезов, у которого видел карту Томского уезда, раскрашенную масленными красками". Мессершмидт рассказывает, что Табберт "посмотрел карту, но не нашел ее выполненной правильно". Далее сказано: "Кроме того, художник владел ценными сведениями о живущих здесь народах, почему капитан Табберт просил его сообщить некоторые из них, на что он согласился".

Быть может, в архивных документах еще будут найдены точные сведения о дате смерти Семена Ульяновича Ремезова. И не исключено, что кто-нибудь из читателей нашего очерка сумеет раскрыть эту тайну биографии Ремезова. Добиться успеха в таком деле вполне возможно — ведь еще немало сокрытого от глаз наших хранят богатейшие фонды и Центрального государственного архива древних актов и многих других архивов — центральных и областных. Надо лишь настойчиво и целеустремленно искать!

Итак, перед нами прошла вся многотрудная жизнь сибирского самородка, человека, одаренного воистину Удивительным талантом. Был он землемером, мастером писцового дела, "выделыциком" — сборщиком хлеба. Не раз ему приходилось браться за оружие, свершать ратные подвиги. Описывал он умело и пашни и реки, города и посады, занимался поисками руд. Он первым нанес на карту многие археологические памятники Сибири. Довелось ему побывать и "знаменщиком" — шить и рисовать ратные знамена, и иконником, и живописцем. Проектировал и строил оборонительные укрепления и различные заводы — селитряные, пороховые, железоделательные. Но особенно велики его заслуги как картографа ("чертещика"), зодчего и летописца. Ремезов всегда пользовался теми методами, которые задолго до него сложились в России. Но именно он смог впервые картировать множество ранее "незнаемых" землиц, умело обобщить богатейший материал чертежей, составленных в самых различных частях Сибири. В этом ему действительно не было равных!

К сожалению, тобольский самоучка не смог овладеть искусством составлять точные карты на математической основе с использованием астрономических инструментов. Поэтому при Петре Первом его картография оказалась уже "вчерашним днем". Отсюда скептические отзывы о нем некоторых современников, например, уже упоминавшегося выше Табберта (Страленберга). В своей книге 1730 года он так описал свою встречу с Ремезовым: "…я встретил в Тобольске старого художника, который сделал отдельные карты всех провинций Сибири и смежных с ними земель; но он был так скрытен и недоверчив, что дал мне разрешение только посмотреть на его карты и я смог убедиться, что он не был географом, а только художником, который, однако, по-своему изображал города, землицы и реки".

Биограф шведского географа М.Г. Новлянская, комментируя это высказывание, справедливо замечает, что чертежи Ремезова "не могли удовлетворить Страленберга с точки зрения метода и техники своего исполнения, как не имеющие ни географической сетки, ни точных масштабов, ни научной математической основы". Впрочем, это не помешало тому же Страленбергу воспользоваться богатейшими сведениями по географии Сибири, которыми располагал Семен Ремезов.

Восхищаясь обилием географической информации в трудах Ремезова, необходимо всегда помнить, что в его географических чертежах попадаются и ошибки. Одни из них появились по вине малосведущих информаторов "чертещика" Ремезова, другие — из-за того, что чертежи Семена Ульяновича составлялись без соблюдения правильных пропорций.

Наследник допетровских традиций, Ремезов дожил до тех пор, когда развернулись интенсивные работы ученых-геодезистов по составлению первых точных карт Сибири. И тогда невольно стал угасать интерес к его географическим чертежам. До 1732 года они хранились в доме наследников Семена Ульяновича и ими никто не интересовался.