Читать онлайн «Сидней Рейли: шпион-легенда XX века». Страница 36

Рейли глубоко усомнился в подлинности этого письма, поскольку передавалось оно через Иностранный отдел ГПУ.[5] В этом подразделении имелся технический подотдел, известный своим умением подделывать письма и документы. Оставив свою позицию по отношению к Савинкову без изменений и ради сплочения антибольшевистских организаций, Рейли написал новое письмо в газету «Морнинг пост»:

«Сэр!

Беру на себя смелость еще раз испытать Вашу терпимость. В настоящее время я пишу это послание по двум причинам. Прежде всего, чтобы выразить свою глубокую признательность за публикацию моего письма в защиту Бориса Савинкова (см. газету от 8 сентября) в то время, как вся имеющаяся информация говорила о том, что я, скорее всего, ошибаюсь. Во-вторых, чтобы открыто заявить, что некоторая доля сомнений теперь коснулась и меня.

Подробные и много раз проверенные стенографические отчеты, подтвержденные свидетелями, а также надежными и беспристрастными очевидцами, говорят о предательстве Савинкова без всякого сомнения. Он не только предал своих друзей, свою организацию, свое дело, но и повернулся лицом к тем, кого раньше называл врагами. Теперь он потворствует своим пленителям в деле раскола антибольшевистского движения, помогает им осуществить политический триумф как внутри России, так и за ее пределами. Своими действиями он навсегда зачеркнул свое имя на доске почета борцов с коммунизмом.

Его прежние друзья и последователи скорбят об этой потере, но среди них нет никого, кто был бы обескуражен. Духовное самоубийство их лидера только прибавило им сил в политической борьбе.

С уважением,

Сидней Реши».

А вот Черчилль не согласился с мнением Рейли и выразил это в письменной форме:

«15 сентября 1924 г.

Дорогой мистер Рейли!

Очень заинтересовался Вашим письмом. События развернулись именно таким образом, как я и предполагал. Полагаю, Вам не следовало бы судить Савинкова столь жестко, следует учесть, в какое ужасное положение он попал. Осуждать его могут только те, кто прошел через такие же тяжелые испытания, как и сам он. При любых обстоятельствах я буду ожидать конца этой запутанной истории, пока мое личное мнение о Савинкове не изменится.

С глубоким уважением,

У.С. Черчилль».

Но Савинков, без сомнения, перешел на сторону большевиков. Хотя его показания на процессе и не относились к разряду важных, но их было достаточно для того, чтобы убедить ГПУ в своей лояльности. К нему относились гуманно, но не выпускали за пределы «тюрьмы-гостиницы» на Лубянской площади, хотя по большому счету должны были дать полную свободу. Российская пресса вовсю трубила о «признаниях» Савинкова.

В ноябре 1924 года находящийся в Париже Философов, так и не поверивший в возможность предательства со стороны Савинкова, контрабандным путем получил из России несколько писем. Одно из них было написано рукой Савинкова. Вскоре Рейли прочитал следующую записку от Философова:

«Из того, что мне удалось разузнать (и это подтверждается несколькими источниками), Савинков не назвал ни единого имени. В целом я весьма рад, что мое отношение к нему осталось прежним».

Казалось, Философов старался поддержать Рейли в его дальнейшей работе, в частности с американцами. В записке привлекалось внимание к «весьма сильной организации, называвшей себя американским легионом, которая подготавливается к расширенной кампании против большевизма». Философов был уверен, что американцы непременно окажут необходимую помощь в деле свержения московского тоталитаризма.

Савинков выбросился из незарешеченного окна своей камеры в мае 1925 года. Общественное мнение Запада склонялось к мысли, что его самоубийство было лишь хитроумной инсценировкой. С другой стороны, хотя в ГПУ и не мучились угрызениями совести по поводу смерти своих врагов, но оно предпочло бы видеть Савинкова живым. Чекистов вполне устраивало, чтобы Рейли и другие лидеры контрреволюции продолжали верить в силы «Треста», а сам Савинков, главный враг, находился под контролем. Кроме того, он очень хорошо подходил в качестве главной приманки для более «крупной рыбы» – самого Рейли.

По сообщению РОСТА, в последние дни жизни Савинков занимался написанием мемуаров. Как было бы интересно узнать, что там писалось по поводу Рейли!

Пока в отделе МИ-1С никак не могли разобраться, стоит ли оказывать помощь «Тресту», первое лейбористское правительство, пришедшее к власти, решило ни в коем случае этого не делать. Исключив Савинкова из списка союзников, Рейли снова оставил политическую борьбу. Уже не в первый раз оказавшись в привычной роли одиночки, он был уверен, что сможет иметь дело с советским правительством. Однако без средств и почти в полном одиночестве сделать это было практически невозможно. С того времени, как Савинков своим отъездом в Россию дискредитировал контрреволюционное движение, Рейли еще острее стал нуждаться в деньгах. Теперь они требовались главным образом на аналогичную дискредитацию большевиков и сплочение антикоммунистических рядов.

В начале двадцатых годов в странах Европы распространилась торговля поддельными советскими документами. Правительства этих стран, растерянные последствиями русской революции, ломали голову, стоит ли им вообще признавать кремлевских лидеров. Дипломатические и разведывательные службы всех стран по крохам собирали скудную информацию. По текущему положению дел, любые разведданные, проверенные и не совсем, становились исключительно важными. Именно поэтому удачный «подброс» дезинформации также принимал весьма ценное значение.

Иностранный отдел ГПУ был совершенно нищ и едва поддерживал своих зарубежных агентов иностранной валютой. Как истинный фальшивомонетчик, работавший либо на всякого хозяина, либо только на свой карман, ГПУ снабдило своих агентов поддельными платежными документами, а по настоящим произвело необходимые проплаты в других, более «выгодных» местах.

Центром валютных махинаций был Берлин, в котором появился «черный рынок» ценных советских бумаг. Дельцы из разных стран продавали и скупали эти фальшивки, нанося вред и экономике, и деятельности разведслужб.

В шпионских «джунглях» Европы, где Рейли чувствовал себя как рыба в воде, он неизменно держал руку на пульсе тайного рынка фальшивок. Нужно сказать, что качество изготовления поддельных бумаг было так высоко, что только квалифицированный эксперт мог дать точное заключение об их подлинности.