Читать онлайн «Ахундов». Страница 6

Благодаря содействию своего друга Мирзе Шафи удалось поступить на службу к дочери гянджинского хана Пусте-ханум управителем дома и двумя маленькими деревнями. Но вскоре началась русско-иранская война, и ханум эмигрировала в Иран. Лишившись работы, Мирза Шафи вновь очутился в безвыходном положении.

В то время в Азербайджане книги распространялись в рукописном виде. Обладая прекрасным почерком, Мирза Шафи занимался переписыванием рукописных книг. Ежедневно его можно было видеть в одной из келий гянджинской Шах-Аббасской мечети тщательно выписывающим заостренным каламом [23] изящные буквы арабского алфавита. Помогал ему и Гаджи Абдулла. Но жить на эти скромные заработки было очень трудно, и Мирза Шафи часто брал в долг у своих знакомых. Вскоре Гаджи Абдулла умер. Несколько сот монет, которые он завещал Мирзе Шафи, тот отдал в счет своего долга. Положение его продолжало ухудшаться. Заказы на переписывание рукописей поступали редко, нищета стучала в двери. Мирза Шафи занялся частным преподаванием арабского и фарсидского языков. Но, думая о завтрашнем дне, он всегда испытывал привычную тревогу. Жизнь среди отсталых, религиозных до фанатизма людей была чревата многими трудностями и опасностями.

К тому времени стихи Мирзы Шафи были широко известны в родной Гяндже. Много талантливых поэтических строк посвятил он красивой дочери Ибрагим-хана Гянджинского, в которую имел несчастье влюбиться! Красота, любовь, вино, наслаждения заняли большое место в ранней поэзии Мирзы Шафи. Это не нравилось моллам, которые обрушились на поэта с ругательствами. Еще большее ожесточение и бешенство вызывали сатирические стихи Мирзы Шафи, которые он направлял против своих идейных врагов. Его любовь к Зулейхе встретила резкий отпор со стороны богатых родителей девушки. Поэт решился на безумный шаг. Он похитил свою возлюбленную, бежал вместе с ней, но наступившая буря заставила их укрыться в деревне, и вскоре они были обнаружены преследователями и возвращены в Гянджу.

Насмешки, неудачи, гонения не сломили волю беспокойного Мирзы Шафи. Впереди его ждала более ожесточенная, непримиримая борьба с фанатиками, объявившими его вероотступником — кяфиром. Терпя материальные лишения, Мирза Шафи продолжал жить в Гяндже. Судьба свела его с юным Фатали.

На Востоке всегда придавали огромное значение красивому почерку. Каждый грамотный человек, тем более юноша, готовящийся к духовному званию, должен был пройти курс каллиграфии. И вот Фатали стал посещать келью Мирзы Шафи и брать у него уроки чистописания.

Молча приглядывался Мирза Шафи к новому ученику, старательно выводящему на бумаге тонкие арабские буквы. Писал он с упоением, видимо наслаждаясь своим успехом, проникновением в тайну восточного письма.

Иногда он обращал внимательные взоры на учителя, ожидая его одобрения. Поднимал голову и Мирза Шафи, терпеливо давал ему указания, чертил в тетради букву, заставлял его по многу раз упражняться, овладевать искусством, которым так славился в городе он сам. Но Фатали никогда не ограничивался уроками каллиграфии, он всегда о чем-нибудь спрашивал своего учителя, интересовался поэзией, забрасывал его неожиданными вопросами. Любознательность юноши, его природный талант и трезвый ум сразу привлекли внимание поэта. Он стал уделять ему гораздо больше внимания, чем остальным ученикам. Вскоре Мирза Шафи окончательно поверил в яркую будущность своего ученика, в его незаурядные способности. Фатали обладал блестящей памятью и каждый раз, когда учитель читал ему стихи, повторял вслед за ним поэтические строки, быстро улавливая смысл. Подчас они забывали даже о каллиграфии, беседы превращались в поэтический поединок, стихи великих поэтов Востока приводили их в восхищение, и, часто засиживаясь до вечерней молитвы, они упивались красотой содержания, ритмикой, метафорами, музыкальностью певучего и сладостного бейта или рубай. Но Фатали никогда не осмеливался входить в полемику со своим учителем, а внимательно прислушивался к его словам. И учитель горячо полюбил его, заботливо воспитывал в нем чувство красоты, вкуса, меры, дарил ему щедро свои знания, знакомил с историей Востока, приобщал к культуре слова, к поэтическому мастерству. Фатали казался ему чудо-ребенком, обладающим многими редкими дарами. «Он был зрелым и возмужалым с детства, какими другие бывают только в зрелом возрасте, — писал Мирза Шафи в одном из своих позднейших стихотворений. — Никогда он не допускал глупой выходки, всегда был мудр и серьезен. И так как его дух рано получил свободу, то от него ожидали великое».

В детстве Ахундов был свидетелем многих трагических событий, которые необычайно рано ввели его в гущу азербайджанской жизни, неразрывно связали с народом, вызвали в нем пытливость и настороженность. Еще в юные годы он поражал окружающих ясностью ума, наблюдательностью, критическим отношением к среде, в которой жил, поразительной любознательностью, упорством, настойчивостью. Эти качества юноши быстро привлекли к себе внимание Мирзы Шафи. Его роль в развитии юного Фатали неоценима. Школа Мирзы Шафи была для Ахундова школой жизни, приобщавшей его к литературному творчеству. Вскоре сказались ее результаты. Здесь дадим слово самому Фатали, следующим образом описывающему свои встречи с гянджинским мудрецом:

«В одной из келий гянджинской мечети жил некий Мирза Шафи, происходивший из того же края. Этот человек, помимо хорошей осведомленности в области различных наук, обладал прекрасным почерком „насталик“. Это был тот самый Мирза Шафи, о жизни и талантливости фарсидских стихов которого много писалось в Германии. По распоряжению своего приемного отца я каждый день отправлялся к этому человеку и учился писать почерком „насталик“. Таким образом, постепенно между мною и этим уважаемым человеком создались дружеские отношения. Однажды этот уважаемый человек спросил меня: „Мирза Фатали, какую ты цель преследуешь изучением наук?“

Я ему ответил, что хочу стать моллой.

Тогда он сказал мне: „Неужели и ты хочешь стать лицемером и шарлатаном?“

Я был крайне изумлен и спросил его, что он хочет этим сказать.

Увидев мою растерянность, Мирза Шафи ответил: „Мирза Фатали, не трать попусту свою жизнь среди этой черни. Найди себе другое занятие“.

Когда я спросил о причине его ненависти к духовенству, он начал рассказывать мне о вещах, которые до того времени были для меня покрыты мраком. До возвращения моего приемного отца из паломничества Мирза Шафи внушал мне просвещенные идеи и снял с моих глаз покрывало неведения. После этого я возненавидел духовенство и изменил свои мысли».