Читать онлайн «Так было». Страница 63

Открывая конференцию, секретарь Горрайкома Иконников никак не предполагал, что произойдет дальше. В ответ на его предложение о составе президиума зал зловеще зашумел. Раздались выкрики: «Большевиков не надо!» В результате в президиум избрали только беспартийных, но среди них, как потом выяснилось, оказались и меньшевики.

Однако это не помешало выступить с докладом о текущем моменте и о помощи фронту стойкому большевику Шмелеву. Шмелев — умный оратор. Говорил он просто, доходчиво, со своеобразным нижегородским говорком. Вслед за ним на сцену один за другим стали подниматься заранее подготовленные меньшевиками и эсерами делегаты от частей. Они выходили в потрепанных шинелях, в лаптях.

Все ораторы приводили вопиющие факты из жизни своего гарнизона. Они говорили, что красноармейцы не получают установленных норм продовольствия, обуви и одежды. Многие казармы не отапливаются, в окнах нет стекол. Спят зачастую на голых нарах, без тюфяков. Помещения переполнены, бездействует водопровод, бойцы не имеют возможности вымыться в бане, госпитали забиты больными.

Обстановка в зале накалялась. С мест то и дело раздавались злобные выкрики. Когда Иконников предложил продолжить конференцию в один из ближайших дней, раздался свист, топот ног. Из амфитеатра кричали, чтоб немедленно голосовалась резолюция по докладу.

Первой на голосование шла резолюция, предложенная Горрайкомом. Она не прошла. После этого президиум поставил на голосование следующую резолюцию: «Заслушав доклад о текущем моменте, районная беспартийная конференция постановляет: принимая во внимание положение страны, требовать прекращения войны и роспуска армии, а борьбу с врагами вести словами, а не оружием».

Мы, небольшая группа большевиков, сидели в зале все вместе и впервые так близко — лицом к лицу — столкнулись с ситуацией, когда коммунисты потеряли политическое влияние на представителей гарнизона, а эсеры и меньшевики сумели повести конференцию за собой и добиться принятия резолюции, направленной фактически против нашей линии.

Во время перерыва, когда мы обсуждали все эти вопросы, председатель губисполкома Ханов, не отличавшийся особой политической дальнозоркостью, внес предложение дать команду чекистам оцепить зал, провести проверку делегатов, арестовать смутьянов, а саму конференцию считать распущенной. И я, и Иконников, и другие товарищи категорически отвергли его предложение.

Члены губкома и президиума губисполкома решили немедленно обратиться к рабочим города, чтобы, опираясь на их помощь, оказать воздействие на красноармейскую массу гарнизона. Обращение встретило самый дружный отклик и поддержку. На заводах подобрали коммунистов, наиболее подготовленных для массовой политической работы. Многих из них направили в казармы вместе с женами, чтобы помочь привести в порядок казарменные помещения, организовать уборку, стирку, застеклить окна, наладить питание, отопление. Подобрали хороших, знающих, вдумчивых пропагандистов, которые смогли бы добиться необходимого перелома в настроениях.

3 ноября зал театра заполнили делегаты гарнизона. Но среди них появились уже и новые люди из частей, которые не присылали своих представителей на первое заседание, и посланцы заводов, работавшие в казармах. Общая обстановка на конференции была уже не так накалена, как в первый день. Рабочие поделились своими впечатлениями о посещении казарм, рассказали о том, что сделано для улучшения быта красноармейцев.

В настроениях большинства делегатов конференции уже наметился определенный перелом. Мы решили дать возможность высказаться всем, кто хотел: это, несомненно, внесло определенное успокоение. Заседание продолжалось несколько часов.

Когда приступили к голосованию новой резолюции, откуда-то из зала в президиум поступила записка без подписи, с поправками явно антибольшевистского направления. Красноармейцы зашумели: «Кто предлагает? Пусть выйдет на сцену!»

И тогда около стола президиума появился человек, один вид которого решил исход «поединка». Перед голодными, оборванными людьми стоял субъект в шляпе и галошах. Ему не дали сказать ни слова, раздались свист и крики: «Долой! Снимай шляпу! Скидывай галоши!» Значительным большинством голосов отвергли его поправку и приняли новую резолюцию. Мы победили, но успокаиваться было рано: предстояло сделать еще очень многое, чтобы по-настоящему нормализовать положение в гарнизоне.

Сразу после конференции состоялся пленум губкома партии. Я выступил на пленуме довольно резко. Напомнил, что о положении в гарнизоне и о возможном там контрреволюционном выступлении своевременно предупреждал на заседании губкома начальник особого отдела ЧК Бурцев, но члены бюро губкома недооценили тогда всей серьезности создавшейся обстановки. Принятые решения не были выполнены командованием гарнизона, губком же не проверил их исполнение.

Вспоминая сейчас все это, хочу сказать, что в губкоме работали в общем-то неплохие люди, но очень уж неопытные. Поэтому-то они и растерялись поначалу. Но перед лицом реальной опасности товарищи проявили необходимую сплоченность. У большинства из них, казалось, не осталось и следа от групповщины. Тут же на пленуме они, например, по своей инициативе предложили «ввиду сложившегося положения» включить Иконникова и меня в состав бюро губкома.

По моему предложению приняли решение «отстранить военкома, сместить начальника политотдела, сменить часть комсостава, изъять ненадежный, вредный элемент из гарнизона».

Решение, конечно, необычное, даже, можно сказать, чрезвычайное. Сместить военкома мог только командующий войсками Запасной армии Гольдберг, но он в тот момент находился в Казани, а сложившаяся у нас обстановка диктовала необходимость принятия срочных мер. Поэтому президиум губисполкома пошел на этот незаконный с формальной стороны шаг. Новым военным комиссаром назначили Барского, а начальником политотдела — Иконникова.

Смещение губвоенкома по решению нашего губисполкома вызвало резкий протест Гольдберга. Он запретил военкому Ительсону сдавать дела, и тот отказался нам подчиниться. Тогда я внес предложение временно арестовать губвоенкома и начальника политотдела, что ЧК и было сделано. Принимая такое крайнее решение, мы, конечно, хорошо понимали, что рискуем попасть под трибунал. Но мы решили, что это лучше, чем бездействовать в такой опасной обстановке.

Гольдберг немедленно обратился с жалобой на нас в Реввоенсовет, ЦК и СТО. Через день в Нижний прибыла из Москвы чрезвычайная межведомственная комиссия, которую возглавлял член Реввоенсовета республики Данишевский. В состав комиссии входили Катанян (от ЦК партии), Резовусский и Плятт (от ВЧК), а также Пузицкий (от Ревтрибунала республики) — люди, облеченные большими полномочиями. Приехал из Казани и Гольдберг. Чрезвычайная комиссия в Нижнем несколько дней изучала обстановку, ежедневно встречаясь с партийным и советским активом.