Читать онлайн «Я - истребитель». Страница 39

Несмотря на далеко не полную информацию, можно было предполагать, что еще существуют и дерутся у границы полки, но связи с ними не было, и, главное, невозможно было собрать все в кулак и наладить управление. Я еще не знал, что как командир дивизии уже не могу рассчитывать на 162-й полк. Но все, что уцелело и в течение первой недели войны отходило, отъезжало и перелетало на восток - я имею в виду истребительную авиацию, - все так или иначе попадало в оперативное подчинение командиру 43-й дивизии.

Вечером 22 июня мы с Худяковым предполагали, что немцев удастся задержать. Что, во всяком случае, дальше минского укрепрайона они не пройдут, и потому задача очистить небо над Минском была совершенно очевидной в тот момент.

Поговорив с Худяковым, я направился к командующему. Может быть, командующий имеет какие-то дополнительные сведения, которыми не располагает Худяков, думал я. Прежде чем идти, на всякий случай спросил у Худякова, у себя ли Копец. Худяков как будто кивнул, но что-то показалось мне странным в его молчаливом ответе. Я решительно двинулся по коридору.

- Постой, - остановил меня Худяков. Я обернулся.

- Застрелился Иван Копец...

В небе Белоруссии

Уже через два дня после начала войны немецкие бомбардировщики ходили к Минску только под сильным прикрытием. При общей неблагоприятной для нас обстановке в первый период боевых действий ежедневный итог побед и потерь в воздушных боях складывался в нашу пользу. Молодые летчики дивизии, многие из которых еще год назад были выпускниками летных школ, демонстрировали в боях не только отвагу и мужество, но и высокое профессиональное мастерство, хотя силы были неравными. В первые дни немцы действовали неосмотрительно: в воздухе, как и на земле, они шли напролом, не желая считаться с потерями и не понимая, что наскочили на препятствие, которое с ходу не преодолеть.

Для нас через три-четыре дня после начала боевых действий то, что перед войной в практике воздушного боя могло бы считаться исключительным, стало обыденным. Каждый день итоговые донесения фиксировали эпизоды, которые еще неделю назад я бы посчитал невозможными, нереальными. Однако это происходило на моих глазах. Один И-16 из 163-го полка разогнал 15 бомбардировщиков и не дал им прицельно сбросить бомбы. Этим истребителем был младший лейтенант Ахметов. Командир эскадрильи из этого же полка старший лейтенант Плотников во главе шестерки И-16 вступил в бой с 26 истребителями противника. Враг в этой схватке потерял 6 самолетов, наши потерь не имели...

Из множества таких вот отдельных эпизодов на земле и в воздухе и складывалась в первые недели войны та неожиданная для врага преграда, о которую в конечном счете разбился "блицкриг". Уже позже мы станем называть это массовым героизмом. На то, чтобы осмыслить явление и дать ему название, тоже необходимо время. В те дни никто об этом не думал - каждый делал все, что мог.

За первые несколько дней боев над Минском летчики 160-го полка, летавшие на "Чайках", сбили более 20 немецких самолетов.

4 [так в тексте] июня 163-й полк сбил 21 вражеский самолет. Такое количество боевых машин нам не всегда удавалось сбивать даже всей дивизией во вторую половину войны, когда с теми же "юнкерсами" и "мессершмиттами" мы воевали уже не на "Чайках" и "ишаках", а на "лавочкиных" и "яках". В небе было черно от фашистских самолетов, и, какую бы задачу мы ни ставили летчикам, все, по существу, сводилось к одному: сбивать! Другими словами, в те дни ни одну задачу - на штурмовку, на прикрытие, на разведку - нельзя было выполнить, не проведя воздушного боя. Тот же комэск Плотников через несколько дней после упомянутой схватки с 26 истребителями, которую он провел со своими товарищами - летчиками Цветковым, Пономаревым и Девятаевым - на моих глазах разогнал не менее 20 бомбардировщиков над Могилевом. Каждый летчик в те дни действовал на пределе своих сил, а предела этого, как оказалось, не было. Пределом могла стать только смерть в бою. Почувствовав организованное сопротивление в воздухе, немцы обрушились на наши аэродромы. В те самые тяжелые для нас дни мы теряли машины не столько в воздухе, сколько на земле. У нас не хватало сил прикрывать свои аэродромы, мы не умели маскироваться и единственное, что делали, - растаскивали самолеты по краям летного поля или под деревья (как правило, аэродромы бывали возле леса). И, меняя грунтовые площадки, похожие одна на другую, мы отходили...

Минск немцы заняли 28 июня.

13-я армия прилагала героические усилия к тому, чтобы закрепиться в Минском укрепрайоне. Однако сил у армии было недостаточно: ей предстояло удерживать огромной протяженности рубеж, не имея защиты с флангов.

Случайно запомнился приказ, отданный незнакомым артиллерийским полковником своим частям. Полковник этот в течение нескольких дней находился на КП штаба авиации, поскольку отсюда он мог кое-как поддерживать связь со своими частями и имел наиболее полную информацию - у летчиков был достаточно широкий обзор. Приказ полковника - последний приказ, отданный им из Минска, - гласил: "Каждой боевой единице действовать самостоятельно..."

Полки 43-й истребительной авиационной дивизии перелетели на могилевский аэродром.

Я собирался ехать в Могилев на "пикапе". Обстановка была неясная, положение менялось час от часу, и надо было поторапливаться - передовые части противника могли перерезать дорогу. Но тут вышла непредвиденная задержка.

На краю аэродрома показались три крытых грузовых автомобиля. Грузовики остановились, несколько бойцов остались около машин. А их старший, увидев штабной "пикап" и группу командиров, решительно направился к нам. Представился, спросил, какая дорога на восток наиболее безопасна. Из его объяснений я понял, что характер груза заставляет искать путь, исключающий какой бы то ни было риск встречи с противником. Диверсантов молодой командир не боялся, полагая, что от мелкой диверсионной группы всегда сумеет отбиться его бойцы были хорошо вооружены. Но наскочить в пути на регулярные немецкие части, как он выразился, "не имел права".

К большому огорчению лейтенанта, я не мог поручиться за абсолютную безопасность пути. Я только сказал, что каждая потерянная минута наверняка увеличивает риск нежелательной встречи с противником.

Лейтенанту на вид было не больше двадцати двух лет. Я видел, что он должен принять важное для себя решение, и хотел ему в этом помочь, но он категорически отказался дать сведения о характере груза. Он размышлял, теряя время. Его нерешительность в тот момент казалась мне непонятной, и я готов был отнести это за счет его молодости. Что уж там у него за груз?.. Самым важным грузом, как я думал тогда, могло быть оружие. Но какое оружие, кроме стрелкового, повезешь на грузовиках? Отдавая приказ о перебазировании дивизии, мы зачастую жертвовали неизмеримо большим - уничтожали горючее, кое-какую технику, оборудование... Артиллеристы, попавшие в окружение, вынуждены были уничтожать абсолютно целые дальнобойные орудия, каждое из которых, по моему убеждению, стоило десяти таких грузовиков.