Читать онлайн «Огонь ведут "Катюши"». Страница 13

В первые месяцы войны противник старался двигаться вдоль дорог и имел, как правило, плотные боевые порядки. А это нам и было нужно. Кроме того, пехота и техника гитлеровцев располагались скученно.

В начале войны фашисты, упоенные победами, сосредоточиваясь для наступления, как правило, не заботились об укрытии своих войск и боевой техники, и поэтому они представляли собой хорошие цели для ракетчиков.

В этих условиях внезапный залповый огонь достигал большого поражающего и морального эффекта. При потере же внезапности противник успевал уходить в укрытия, и эффект огня снижался. Однако маневренность и преимущества многозарядности боевых установок, их огневая производительность в короткие промежутки времени, исчисляемые секундами, до конца войны оставались привилегией реактивной артиллерии. Дивизион М-13 за восемь — десять секунд мог выпустить 192 снаряда 132-миллиметрового калибра. Артиллерийский дивизон соответствующего калибра за это же время мог выпустить только 12–24 снаряда. Правда, с увеличением продолжительности стрельбы количество снарядов, выпускаемых боевыми машинами БМ-13 и БМ-8, приближалось к количеству снарядов, выпускаемых артиллерийскими орудиями, так как на перезарядку установок требовалось значительно больше времени, чем на перезарядку орудий. Однако тут надо заметить, что количество снарядов, выпускаемых из артиллерийских орудий, ограничено технически допустимым режимом огня. При нарушении установленногорежима орудийные стволы выходят из строя. Для боевых машин этого ограничения не существует.

Так, 4-й гвардейский минометный полк в боях под Сталинградом в августе 1942 года в течение нескольких дней выпустил по врагу тысячи снарядов. Режим огня для боевых машин определялся наличием снарядов и физической возможностью боевых расчетов.

Но вернемся к первому залпу прямой наводкой. Через шесть — восемь минут заряженные боевые машины опять вышли на вершину холма, и снова над полями и лесами загремел мощный «орган», а через пятнадцать — двадцать секунд опушка леса окуталась дымом и до нас донесся громовой раскат рвущихся снарядов. Фашисты получили сполна. Пора было уходить. Мы с комиссаром сели в пикап и двинулись вслед за отходящей батареей. Не успели отъехать и километр, как над высотой, с которой были даны залпы, уже появились фашистские самолеты. Они заходили один за другим и бомбили ближний лес и заросший кустарником овраг у подножия высоты: сюда ветром отнесло облако дыма, образовавшееся во время залпов. А установки уже находились в безопасности.

— Но все же, как ты додумался стрелять с такого расстояния? — На добродушном лице Радченко были и радость азартного бойца, и гордость за своих товарищей и оружие.

— Я об этом думал еще во время первого показа на полигоне. Ведь конструктивный недостаток боевой установки сразу виден. Наблюдая стрельбу из аппарелей, я понял, что можно стрелять и на ближние дистанции. А сейчас нас выручил не только холм, но и уклон в нашу сторону дороги, по которой двигалась колонна. Наклон сильно сократил глубину рассеивания.

— За какой-то десяток секунд мы разгромили такую большую колонну, — задумчиво сказал Радченко. — Нужно обучить этому способу стрельбы все батареи полка.

Мы с Радченко решили написать в Москву о конструктивных недостатках боевых установок и внести свои предложения. В дальнейшем нам стало известно, что независимо от нашего опыта стрельбу прямой наводкой применяли многие гвардейские минометные дивизионы, действовавшие на разных фронтах. Законы войны требовали такого способа ведения огня, несмотря на конструктивные недостатки боевых машин.

Удачный залп прямой наводкой вселил в нас еще большую уверенность в своем оружии. Мы утвердились во мнении, что можем применять его еще смелее и решительнее, полнее использовать его маневренность и силу огневого удара.

Наступила осень. Хлынули октябрьские дожди. Маневренность «катюш» практически зависела от проходимости дорог. А враг, имея численное превосходство в танках, продолжал теснить наши войска. Для усиления обороны валковского направления два дивизиона 4-го полка были переброшены к населенному пункту Коломак, что в семидесяти километрах западнее Харькова. Здесь оборону держали сильно поредевшие стрелковые подразделения и кавалерийские эскадроны.

12 октября вечером мы получили задачу поддержать огнем части, которые к рассвету должны выйти на рубеж обороны севернее Коломака. Ночью под проливным дождем дивизионы занимали боевой порядок. Под колеса установок мы настилали хворост, чтобы они не погружались в размокший чернозем.

Командиры дивизионов заняли наблюдательные пункты и установили связь с огневыми позициями. Наш полковой НП, куда с рассветом прибыли мы с Радченко, находился вблизи НП второго дивизиона, которым теперь командовал капитан С. И. Семенов.

К рассвету надоедливый дождь наконец прекратился. Вдоль лощин стлался туман. Дальних хуторов и перелесков в сереющей мгле совсем не было видно, однако перед нашим передним краем местность просматривалась довольно хорошо.

Со своего наблюдательного пункта мы отчетливо видели, как в ближний хутор втягивалась пехота противника. Опытным глазом в садах можно было обнаружить замаскированные фашистские танки. По всем признакам враг изготавливался для наступления и подтягивал резервы. Наша авиация не действовала, артобстрелу противник не подвергался и поэтому открыто продолжал стягивать силы. К хутору издалека, не маскируясь, подтягивались машины и танки.

Конечно, самым правильным было бы немедленно ударить по гитлеровцам, но снарядов было мало и расходовать их на сей раз без разрешения мы не могли. По телефону я связался с командиром дивизии и попросил его добиться разрешения на залп. Однако ответа мы долго не получали, а тем временем гитлеровцы стали разворачиваться для атаки, и с минуты на минуту следовало ожидать начала артиллерийской подготовки. Можно было еще сорвать атаку врага, но на все наши запросы мы получали один ответ: «Ждите команды!»

Случилось так, как мы и предполагали. Противник открыл по нашим наблюдательным пунктам и траншеям пехоты сильный артиллерийский и минометный огонь. Находясь в узких, глубоких окопах, мы больших потерь не понесли. Однако у нас была разбита радиостанция и нарушена телефонная связь с огневыми позициями и штабом дивизии. Противник перенес огонь в глубину нашей обороны, и связисты бросились восстанавливать связь. Но сделать этого они не успели...