Читать онлайн «Потемкин». Страница 56

Произведенный в генерал-поручики, Ланской скоро стал идеальным учеником и компаньоном Екатерины. Не получивший хорошего образования, он увлекался живописью и архитектурой и с огромным желанием учился. В отличие от других он, насколько возможно, избегал политики и прилагал все усилия, чтобы оставаться в хороших отношениях с Потемкиным, что также было нелегко. Хотя сам он любил роскошь, а его родственники жаждали денег, Ланской был лучшим из всех избранников Екатерины, потому что искренне обожал ее, и она, платя ему тем же, провела с ним четыре спокойных и счастливых года.

Если Екатерина начинала флиртовать с кем-то другим, Ланской «не ревновал, не изменял ей, не дерзил, но так трогательно [...] сокрушался о ее немилости и так искренне страдал», что снова завоевывал ее любовь. Екатерина надеялась, что он останется с ней до конца ее жизни.[319]

Фаворитизм при дворе Екатерины осуждали многие — прежде всего те, кто, будучи отстранен от участия в государственных делах, оказался в политической оппозиции (например, великий князь Павел Петрович, Семен Воронцов, Петр Панин). Критики императрицы утверждали, что фаворитизм отравлял всю атмосферу двора. «К коликому разврату нравов женских и всей стыдливости — пример ея множества имения любовников, един другому часто наследующих, а равно почетных и корыстями снабженных, обнародывая через сие причину их щастия, подал другим женщинам, — писал князь Михаил Щербатов в своем сочинении «О повреждении нравов в России», опубликованном через много лет после смерти Екатерины. — Видя храм сему пороку сооруженный в сердце императрицы, едва ли за порок себе считают ей подражать». Потемкина же обвиняли в том, что именно из-за него при дворе расцвели «властолюбие, пышность, подобострастие ко всем своим хотениям, обжорливость и следственно роскошь в столе, лесть, сребролюбие, захватчивость и, можно сказать, все другие знаемые в свете пороки».[320]

Эта щекочущая воображение читателей клевета стала еще более модной в последние годы царствования Екатерины, когда ни один иностранец, писавший о России, не обходился без упоминания об амурных делах царицы. Падкий на сплетни оксфордский профессор Джон Паркинсон, посетивший империю после смерти Потемкина, собирал и популяризировал анекдоты о Екатерине: «В одной компании зашел спор о том, какой из каналов обошелся в самую большую сумму. Один из присутствовавших заметил, что об этой материи не может быть двух мнений: самый дорогой канал — Екатерининский». Даже такая выдающаяся личность, как посол сэр Джон Макартни, не избежал подобных пошлостей, заявив, например, что вкус Екатерины к русским мужчинам объясняется тем, что «русские кормилицы имеют обычай постоянно оттягивать мужской орган у младенцев, что чудесным образом удлиняет его».[321]

Дипломаты без устали проходились насчет «функций» и «обязанностей» фаворитов и отпускали каламбуры, которых постыдились бы сегодняшние желтые газеты. Чаще всего они основывали свои сведения на сплетнях, а историки повторяли их, подтверждая всегдашние мужские фантазии о сексуальных аппетитах женщин-правительниц: один из немногих случаев, когда истина с огромной охотой искажалась хранителями исторического предания.

Природа фаворитизма была связана с особенным положением императрицы и ее необычными отношениями с Потемкиным. Всякий новый фаворит вступал в «семью», состоявшую не из двух, а из трех членов. Живя в мужском мире, Екатерина не могла обходиться без фаворитов. Не могла она и публично заключить брак и, по закону или по духу, являлась супругой Потемкина. Их характеры, таланты и эмоциональный склад были слишком сходны, чтобы жить вместе, но Екатерина постоянно нуждалась в обществе любимого человека. Она жаждала иметь семью, а ее сильный материнский инстинкт требовал предмета для заботы и обучения. Эти эмоциональные потребности были не слабее, чем ее пресловутые сексуальные запросы. Она действительно принадлежала к числу тех, кто не мог обходиться без партнера, и чаще всего давала отставку своему избраннику, лишь предварительно найдя ему замену. Такая привычка свидетельствует больше о неуверенности в себе, чем о склонности к распутству, но возможно, что одно связано с другим. Была и другая причина, почему Екатерина, становясь старше, продолжала выбирать молодых любовников, даже в ущерб своему достоинству и репутации. Она сама коснулась этой темы в своих мемуарах, описывая соблазны, окружавшие ее при дворе Елизаветы. Двор был полон молодых красивых мужчин; она была императрицей. Кто на ее месте поступил бы иначе?

Положение фаворита Екатерины стало официальным постом. «Любить императрицу России, — объяснял принц де Линь, уважавший Потемкина и Екатерину, — это придворная должность».[322] Назначая своего любовника публично, она в каком-то смысле следовала просвещенческой идее гласности, полагая, что честность и разумность победят предрассудки и сплетни.

Внешние приличия поддерживались, но восемнадцатый век все же был веком откровенности. Сама Екатерина держалась на людях очень сдержанно, хотя иногда позволяла себе рискованные шутки. Так, посещая какую-то гончарную мастерскую, она сделала столь смелое замечание по поводу формы одного из изделий, что шокированный Корберон записал его в своем дневнике условными знаками. Позднее ее секретарь отметил, как ее забавляло то, что мифологические героини объясняли свои беременности посещениями богов.[323] Несколько вольных шуток за целую жизнь, проведенную на публике, — не диво.

Там, куда свидетели не допускались, Екатерина обращалась с любовниками со сдержанной грубоватостью. Письма Потемкину и Завадовскому выдают ее безудержную чувственность. При этом, насколько нам известно, она никогда не вступала в связь без любви. Нет никаких свидетельств тому, что она когда-либо приближала к себе мужчину, не веря, что вступает в долгие и серьезные отношения.

С другой стороны, вероятно, должны были иметь место и «переходные случаи» и «однонощные свидания» в поисках совместимости, однако они были неизбежно редки. В Зимний дворец практически невозможно было кого-нибудь ввести — и вывести обратно, — миновав горничных, лакеев и придворных. Мы помним, как, подходя к комнатам Потемкина в 1774 году, Екатерина часто не могла войти из-за присутствия адъютантов и незаметно возвращалась в свои апартаменты, хотя он был официальным фаворитом.

Жизнь Екатерины проходила настолько на виду, что даже наш век папарацци кажется торжеством частной тайны. Каждый шаг, сделанный ею во дворце, подмечался и комментировался» Только Потемкин мог входить к ней и выходить, когда желал, потому что их покои соединял прямой коридор, но зато все и признавали, что он — исключение.