Читать онлайн «Сталин. Красный «царь» (сборник)». Страница 42

Бросаясь в технику, науку, литературу, спорт или шахматы, молодежь как бы завоевывает себе шпоры для будущих больших дел. Во всех этих областях она соперничает с плохо подготовленным старшим поколением, кое-где догоняет и перегоняет его. Но при каждом прикосновении к политике – обжигает себе пальцы. У нее остаются, таким образом, три возможности: приобщиться к бюрократии и сделать карьеру; молчаливо подчиняясь гнету, уйти в хозяйственную работу, в науку или в свои маленькие личные дела; наконец, спуститься в подполье, чтоб учиться бороться и закаляться для будущего. Путь бюрократической карьеры доступен лишь маленькому меньшинству. На другом полюсе маленькое меньшинство становится в ряды оппозиции. Средняя группа, т. е. преобладающая масса, в свою очередь, крайне неоднородна. Под чугунным прессом в ней происходят хоть и скрытые, но крайне многозначительные процессы, которые во многом определяют будущее Советского Союза.

Аскетические тенденции эпохи гражданской войны уступили в период нэпа место более эпикурейским, чтобы не сказать более жадным, настроениям. Первая пятилетка снова стала временем невольного аскетизма, но уже только для масс и молодежи: правящий слой успел прочно окопаться на позициях личного благополучия. Вторая пятилетка, несомненно, окрашена острой реакцией против аскетизма. Заботы о личном преуспевании захватывают широкие слои населения, особенно молодежи. Факт, однако, таков, что и в новом советском поколении достаток и благополучие доступны только той тонкой прослойке, которой удается подняться над массой и, так или иначе, приобщиться к правящему слою. Со своей стороны, бюрократия сознательно выращивает и отбирает аппаратчиков и карьеристов.

«Советской молодежи, – уверял на съезде комсомола (апрель 1936 г.) главный докладчик, – не свойственны жажда наживы, мещанская ограниченность, низменный эгоизм». Слова эти звучат явным диссонансом рядом с господствующим ныне лозунгом «зажиточной и красивой жизни», методами сдельщины, премиями и орденами. Социализм не аскетичен; наоборот, глубоко враждебен аскетизму христианства, как и всякой вообще религии, своей привязанностью к этому миру, и только к нему. Но социализм имеет свою градацию земных ценностей. Человеческая личность начинается для него не с заботы о зажиточной жизни, а, наоборот, с прекращения такой заботы. Однако перепрыгнуть через свою голову не дано ни одному поколению. Все стахановское движение построено пока что на «низменном эгоизме». Самое мерило успехов – число заработанных брюк и галстуков – свидетельствует именно о «мещанской ограниченности». Пусть даже эта стадия исторически неизбежна; но нужно видеть ее такою, как она есть. Восстановление рыночных отношений открывает несомненную возможность значительного повышения личного благополучия. Широкое стремление советской молодежи в инженеры объясняется не столько заманчивостью социалистического строительства, сколько тем, что инженеры зарабатывают несравненно лучше, чем врачи или учителя. Когда такого рода тенденции складываются в обстановке духовного гнета и идеологической реакции, при сознательном разнуздывании сверху карьеристских инстинктов, то насаждение «социалистической культуры» оказывается сплошь да рядом воспитанием в духе крайнего антиобщественного эгоизма.

И все же было бы грубой клеветой на молодежь изображать ее как одержимую исключительно или даже преимущественно личными интересами. Нет, в массе своей она великодушна, отзывчива, предприимчива. Карьеризм окрашивает ее только сверху. В глубине живут разнородные, далеко не сложившиеся тенденции, на подоплеке героизма, который еще только ищет применения. Этими настроениями питается, в частности, новейший советский патриотизм. Он, несомненно, очень глубок, искренен и динамичен. Но и через патриотизм проходит трещина, отделяющая молодых от стариков.

Здоровым молодым легким невыносимо дышать в атмосфере лицемерия, неотделимого от Термидора, т. е. от реакции, которая еще вынуждена рядиться в одежды революции. Вопиющее несоответствие между социалистическими плакатами и реальной жизнью подрывает доверие к официальным канонам. Значительные прослойки молодежи кичатся пренебрежением к политике, грубостью, разгулом. Во многих случаях, вероятно, в большинстве, индифферентизм и цинизм – только первобытная форма недовольства и затаенного стремления стать на собственные ноги. Исключения из комсомола и партии, аресты и ссылки сотен тысяч молодых «белогвардейцев» и «оппортунистов» с одной стороны, «большевиков-ленинцев» с другой, свидетельствуют, что источники сознательной политической оппозиции, правой и левой, не иссякают; наоборот, за последние год-два они забили с новой силой. Наконец, наиболее нетерпеливые, горячие, неуравновешенные, оскорбленные в своих интересах или чувствах обращают свои мысли в сторону террористической мести. Таков примерный спектр политических настроений советской молодежи.

История индивидуального террора в СССР ярко отмечает этапы общей эволюции страны. На заре советской власти террористические акты устраивались белыми и эсерами в атмосфере еще не законченной гражданской войны. Когда бывшие господствующие классы утратили надежды на реставрацию, исчез и терроризм. Кулацкий террор, отголоски которого наблюдались до самого последнего времени, имел всегда локальный характер и дополнял партизанскую войну против советского режима. Что касается новейшего терроризма, то он не опирается ни на старые господствующие классы, ни на кулака. Террористы последнего призыва рекрутируются исключительно из среды советской молодежи, из рядов комсомола и партии, нередко из отпрысков правящего слоя. Совершенно бессильный разрешить те задачи, которые он себе ставит, индивидуальный террор имеет, однако, важнейшее симптоматическое значение, характеризуя остроту противоречия между бюрократией и широкими массами народа, в особенности молодежи.

Все вместе: хозяйственный азарт, парашютизм, полярные экспедиции, демонстративный индифферентизм, «романтика хулиганства», террористические настроения и отдельные акты террора – подготовляет взрыв молодого поколения против нестерпимой опеки стариков. Война могла бы, несомненно, послужить отдушиной для накопившихся паров недовольства. Но ненадолго. Молодежь в короткий срок приобрела бы необходимый боевой закал и столь недостающий ей ныне авторитет. Тем временем репутация большинства «стариков» потерпела бы непоправимый ущерб. В лучшем случае война дала бы бюрократии лишь некоторый мораториум; тем острее встал бы политический конфликт к окончанию войны.