Читать онлайн «Вильгельм Завоеватель». Страница 18

Домашний скот, чаще всего коровы и овцы, тощие из-за недостатка корма, играл второстепенную роль в этой аграрной экономике. Даже в Нормандии, известной своими выпасами, стадо обычно насчитывало не более десятка голов, в других же местах, вероятно, не более трех. Сохранение и транспортировка молочных и мясных продуктов представляли собой практически неразрешимую проблему. Самыми распространенными видами домашнего скота были свиньи и быки, причем последние служили главной тягловой силой и использовались на тяжелых работах. Бык был по преимуществу крестьянским животным. Масштаб хозяйства обычно определялся количеством пар использовавшихся там быков. Цена одного быка (хотя в принципе они редко служили предметом купли-продажи) составляла от трети до половины цены лошади, а его содержание обходилось в шесть раз дешевле. Постоянное общение с быками умиротворяющим образом влияло и на характер человека, поскольку бык — животное хотя и упрямое, но кроткое, требующее от тех, кто постоянно имеет с ним дело, терпения и неизменно ровного настроения и лучше работающее в атмосфере благодушия, под звук песен. Быки были преимущественно тягловыми животными, которых подковывали, как и лошадей. Запрягали быков парами, иногда образовывавшими длинные вереницы. В произведении ученого схоласта начала XI века Бернарда Анжерского содержится описание упряжки из 26 пар быков, используемой для транспортировки камня. Возможности гужевого транспорта существенно расширили две технические новинки, вероятно, скандинавского происхождения: запряжка лошадей с помощью хомута и телеги с оглоблями. Лесосплав являлся наиболее распространенным способом транспортировки древесины.

По причине худосочности скота навоз был в дефиците, поэтому в качестве удобрения использовали его смесь с перегноем из листьев. Кое-где по древнеримской традиции продолжали обогащать пахотную землю мергелем; в других местах тяжелые глинистые почвы облегчали с помощью песка; по окончании жатвы сжигали солому на корню, а зола впитывалась в почву вместе с дождевой водой.

Большая часть земли засевалась зерновыми культурами: прежде всего рожью, а также пшеницей, ячменем, овсом и суржей, смесью пшеницы с рожью. Возделывались горох, бобы, чечевица, вика. Культивирование льна и конопли обеспечивало сырьем прядильщиц и веревочников. Сенокосные луга занимали незначительную часть территории домена, от 2 до 10 процентов. Местом выпаса скота служили ланды и поля под паром. Лужайки близ деревень, городов, замков и аббатств могли служить как для временного выпаса скота и птицы, так и местом для развлечений, танцев, стрельбы из лука, рыцарских турниров и церемоний посвящения в рыцари.

Большинство сеньоров среднего достатка по образу жизни мало отличались от своих крестьян, а многих мелких сеньоров бедность вынуждала заниматься земледельческим трудом. Крупным сеньорам, отдельные вассалы которых сами содержали двор и осуществляли пожалования фьефов, противостояла масса мелких вассалов, в подчинении у которых не было никого, кроме крестьян. Во многих сеньориальных родах незначительность семейного фьефа вынуждала братьев и кузенов жить вместе, как в крестьянских семьях. В середине XI века зафиксирован случай, когда один маленький замок насчитывал тридцать одного владельца. Можно представить себе, какая атмосфера царила там! И все же в первой половине столетия тут и там стало проявляться чувство особой сопричастности, основанное на общности вассальных связей или осознании древности своего рода. Хотя около 1000 года среди баронов было много новых людей, сыновей и внуков авантюристов темного происхождения, однако почти все они уже успели породниться со знатными семействами, и практика подобного рода смешанных браков стала обычным явлением. Таким образом, прорисовывались еще неясные очертания представления об особом положении знати, хотя еще и не было абстрактного понятия «общественные классы».

Главным отличительным признаком сеньора средней руки было то, что его погреб никогда не пустовал, а самому ему не грозил голод, что он пользовался практически неограниченной властью над своими крестьянами, больше их ел мяса, наряднее одевался и владел настоящим оружием. Тут и там, в частности в Нормандии, сеньориальные роды начинали использовать в качестве фамилии прозвище какого-нибудь своего предка, которое все члены рода добавляли к своему имени и которое отличало их от представителей других родов. В языке появились слова, служившие для обозначения наиболее могущественных индивидов. Те, кому удалось унаследовать или присвоить старинные каролингские должности герцога или графа, использовали эти названия в качестве титула, прочие же довольствовались титулом барона — это слово изначально означало вассала, но со временем стало значить гораздо больше, ассоциируясь с господином, способным внушать страх и уважение. Барон, так же как и граф, обладал полномочиями, достаточными для того, чтобы по собственному усмотрению, когда ему заблагорассудится, вводить новые обычаи. По общему мнению, можно было только мечтать об участи столь важного господина, как барон, представавшего в эпической поэзии гордым, отважным, вспыльчивым, импульсивным и ревнивым человеком.

Средневековый эпос кишит и героями иного рода — предателями, вероотступниками, бунтовщиками. Кровавые конфликты порой вспыхивали из-за простой перемены настроения. Поведение сеньора зачастую представляло собой цепь противоречивых реакций: дабы компенсировать дарение, произведенное в пользу церкви во спасение своей души, занимались грабежами; охваченные раскаянием, отправлялись в дальний путь, босиком пройдя бесконечные дороги, чтобы вымолить у папы прощение за преступление — и вскоре совершить такое же. Процветали грубость и невежество, но при этом далеко не все бароны относились с презрением к ученым занятиям: некоторые из них вверяли своих сыновей заботам клириков, дабы те сообщили им азы книжной образованности. Многие разделяли мнение, что культура — не помеха воинской доблести. Укоренялась, приобретая иное обличие, древнегерманская традиция ритуальных боев, получивших урегулирование в своеобразном кодексе чести и положивших в середине XI века начало первым турнирам. Неподдельная отвага, которую бароны демонстрировали в сражении, происходила от избытка здоровья, от неизбывной потребности в физической разрядке, от чрезмерной гневливости, сопряженной со слепой преданностью. Готовые в любой момент отважно защищать честь своего рода, они бывали подвержены внезапной панике, но могли и безрассудно устремиться в атаку. С трепетной верой, воодушевлявшей их на благородные и героические поступки, на бытовом уровне в них зачастую уживался антиклерикализм, порождаемый зрелищем обеспеченной, но достойной презрения жизни монахов.