Читать онлайн «Примаков». Страница 27

– Добро, что в той мукомольне четырехлопастный пропеллер… А есть и о шести лопастях…

В то время, когда мы все жадно стремились к науке, большой знаток конницы Микулин научил нас многому. Он же нам передавал опыт прошлого. Но не все из большого опыта великого Зейдлица было достойно подражания…

Прошло два года. Мы с Горбатовым только что на подступах к Изяславу провели учение на встречный бой. Но даже после изнурительной для людей и коней работы еще оставался порох… Вправо от проселка, в низине, бурля и петляя, неслась на запад многоводная Горынь. Из всего прочитанного в книгах, полученных мною в Виннице, в памяти возник опять тот же Зейдлиц. Подражая ему, поднял высоко руку. И если там, под Малыми Хуторами, вслед за Примаковым скакала сборная кавалькада, то здесь, под Изяславом, вслед за своим командиром шла на коротком галопе строевая единица. Кто бы осмелился свернуть?

А вот и крутой спуск к реке. Несколько пугливых всхрапов, и резвый Занзибар, сразу же потеряв под копытами дно, вытянул вперед голову, поплыл. Широким фронтом развернутых взводов, линия за линией, с визгом всадников и храпом лошадей полк врезался в быстрые потоки Горыни.

Мы и раньше занимались форсированием вплавь водных преград, но… к этому долго и тщательно готовились. Каждый знал, что ему делать. Каждый знал, что ничем не стесняемое животное само выплывет и вынесет на другой берег даже неумелого пловца. Лишь бы он вовремя соскочил с коня в сторону течения и не забыл ухватиться за гриву. Не надо было опасаться того, что неумелый всадник, испугавшись опасности, дернет повод и облегченная в воде лошадь легко опрокинется через голову, потянет на дно и седока. Но… если у командира смена сухого белья хранилась дома, то у бойцов она была с собой, в переметных кобурах седла. И если командир был тогда некурящим, то у бойцов махорка хранилась в карманах брюк…

Так что даже благополучно закончившийся эксперимент меньше радовал бойцов, нежели их командира. А Горынь все же была коварной рекой… Подмокшее белье и отсыревшая махорка – пустяки. Но можно было обойтись и без тех малых огорчений, без издержек роста, если бы мы подражали Зейдлицу не слепо, с закрытыми глазами, а с оглядкой…

Из принимавших ту несоленую купель хочется назвать начальника штаба полка, ныне генерала Андрея Ковтуна, сотника Петра Ратова, ныне генерала, – москвича, взводного командира, тогда свеженького выпускника кавалерийской школы, а татом отважного командира кавалерийской дивизии в Великую Отечественную войну, обосновавшегося на отдых в родном Орджоникидзе генерал-лейтенанта Леонида Сланова, его однокашника, тоже командира взвода нашего 7-го полка, Сергея Худякова, закончившего войну маршалом авиации, казака сабельной сотни Павла Вахния, ныне отставного майора, – киевлянина.

…Как-то заглянул в тот же Изяслав наш командир корпуса. Тесно общаясь с комсомолом, шефом червонного казачества, мы по просьбе уездного комитета в тот день приняли участие в общем воскреснике. Разгружали шпалы на перегоне Изяслав – Шепетовка. Во главе бригад стояли комсомольцы-путевики. Нашим бригадиром был шустрый паренек по фамилии Сорока. Примаков работал вместе с нами. Накрапывал дождик, и на командире корпуса был довольно убогенький плащик.

Сорока вдруг собрал всех нас, чтобы вести к станции – полоть траву на путях. А Примаков сказал, что сначала надо кончить одну работу, а затем браться за другую. Бригадир, взглянув свысока на потертый дождевичок комкора, вскипел:

– Ты еще будешь меня учить…

А Примаков возразил ему спокойно, с мягкой улыбкой, которая у него появлялась всегда перед едким словом:

– Молодой человек, были у нас добрые рубаки Сороки – и рядовые, и взводные, и даже сотники. Их я учил ленинским словом. Но был еще в прошлом году на Подолии известный кат – атаман петлюровской банды Сорока. Я его учил острым казачьим клинком… Хочется думать, что вы из первых Сорок. Так что не будет большого промаха, если я кое-чему поучу и вас…

Обращение ЦК комсомола Украины к червонным казакам в связи с принятием шефства над корпусом червонного казачества. 1922 г.

И тут наш бригадир сразу узнал в том участнике воскресника командира корпуса червонных казаков. Стал извиняться, просить прощения. А Примаков ему в ответ:

– Есть много зловредных бактерий. Но самый страшный вирус – это вирус высокомерия…

…Тогда у Малых Хуторов, под Винницей, главенствовал Примаков, но все мы знали, кто был инициатором подобных сногсшибательных экзерсисов. Из всех первоклассных знатоков конного дела, должно быть, самый утонченный попал в наши ряды. Владимир Иосифович Микулин, пройдя в царской армии путь от корнета до подполковника, командовал бригадой под Перекопом и во время боев за Галицию летом 1920 года.

Вот тогда я очень хорошо изучил этого замечательного воина и человека. С командармом он мог свободно потолковать о тонкостях оперативного искусства; с командиром боевой сотни – о службе завесы и дальней разведки; с борейтором – об особенностях школы Филлиса; молодого сигналиста мог научить подавать все боевые сигналы, а молодого кузнеца – как подковать лошадь с хрупким копытом.

Когда на двадцатитрехлетнего Примакова легла тяжесть командования двенадцатью конными полками, в штаб корпуса взяли начальника 2-й дивизии червонного казачества Микулина. Дивизию от него принял Котовский, а от Котовского – Шмидт.

Гимназист Примаков, агроном Котовский, землекоп Шмидт, студент Туровский – прославленные вожаки украинской конницы – многому научились у царского подполковника Микулина. Учились у него и прочие комбриги, командиры полков – все эти бывшие учителя, студенты, слесари, шахтеры, с первых же дней существования червонного казачества зарядившие его селянскую толщу рабочим духом и пролетарским напором.

Когда сабли червонных казаков громили на полях Орловщины корниловские и марковские полки Деникина, Микулин был еще далек от украинской конницы. Но позже, влившись со своей Отдельной 13-й кавбригадой в червонное казачество, он очень много сделал для его боевого совершенствования и роста.

Но вот весной 1921 года появилась на винницком горизонте необычной красоты женщина. Вмиг вскружила головы всему гарнизону. И женатым и холостякам. Но голов было много, искусительница – одна. Тогда Микулин, одновременно в роли победителя и побежденного, вместе с искусительницей покинул ряды корпуса.

И вот уже в тридцатом году, в знойной Ялте, я встретил моих старых знакомых. Его, светлоглазого русского богатыря, и ее, красавицу с оливковым лицом и жгучими глазами креолки. После встречи с этими «земными богами» мне показалось, что все засияло вокруг – небо, море, улицы, дома, даже асфальт. Все словно было озарено тем огнем, который пылал в сердцах двух счастливцев.