Читать онлайн «Александр Керенский. Демократ во главе России». Страница 54

20 июля Керенский отправил секретную телеграмму министру иностранных дел Терещенко: «Союзники прислали тяжелую артиллерию на 35 процентов из брака, не выдержавшую двухдневную умеренную стрельбу».

Наступлением командовал один из самых способных генералов России – Антон Иванович Деникин. По признанию Керенского, отношения между ними были непростыми: с одной стороны, Деникин нуждался в нем как в посреднике между офицерами и солдатами, а с другой – испытывал неприязнь как к личности, ведущей слишком демократическую для него политику в правительстве. Деникин был из породы воинов-служак, с недоверием относившихся к штатским. С годами он стал мудрее и терпимее, более глубоко вникал в жизнь. Керенский не питал к нему враждебных чувств, но его грубый тон в обращении с солдатами не мог понравиться военному министру. В свою очередь, Деникина шокировали некоторые высказывания министра. Однако война с Германией, защита родины свела их, людей с разными характерами и уровнем культуры, объединила в достижении одной цели – победы над противником.

Их совместная деятельность на некоторое время была прервана неординарными событиями в тылу, где росло влияние большевиков. Писатель в эмиграции с 1921 года Николай Николаевич Брежко-Брежковский – автор романов о событиях революционных лет – «Белые и красные», «Царские бриллианты», «Дикая дивизия», утверждал, и не без оснований, что «Совет рабочих и крестьянских депутатов, державший в своих руках судьбу России и до поры до времени только терпевший Временное правительство, являл собою весьма пестрый зверинец. Главную роль в нем играла интеллигенция, замаскированная „под рабочих и под солдат“. Настоящие же рабочие и солдаты, допущенные из политических соображений, были на положении серой скотинки. Нужны были их голоса. Эти голоса серая скотинка слепо и покорно отдавала тем, кто ею руководил! Руководили сплошь германские и австрийские агенты. Было несколько офицеров Генерального штаба из Берлина и Вены. Надев солдатские шинели и забронировавшись псевдонимами, эти лейтенанты и майоры делали все зависящее от них и возможное, чтобы в самый кратчайших срок развалить еще кое-как державшиеся остатки и обломки русской армии и русского флота. Им помогали в этом большевики. Ленин и Троцкий». К сожалению, этот писатель не указывает, что на первых порах Советы действительно являли собой форму народной власти и «переродились» только на пятый месяц революции, когда туда пробрались большевики, руководимые немецкими агентами. Писатель, сторонник «крепкой руки» во главе страны, ненавидел Керенского, обвинял его в том, что он дважды спас Троцкого: «Когда преображенцы хотели его расстрелять и когда предотвратил его арест. И сделал это не потому, что Троцкий был симпатичен ему или же политически приемлем, а потому якобы, что Троцкий в глазах его был крупным революционным волкодавом, а он, Керенский, рядом с этим волкодавом чувствовал себя маленькой, беззащитной дворняжкой…» Его оскорбляли, придумывали о нем небылицы, но он оказался выше наветов и строил демократию. Цель писателя – унизить руководителя революции, принизить его деятельность, по-своему истолковать непреклонное желание обойтись без жертв даже со стороны противников. Тем не менее писатель вынужден признать: «Керенский со свойственным ему истерическим пафосом, восклицал, что как до сих пор его рукой не подписано ни одного смертного приговора, так и впредь не будет подписано. Это говорилось для популярности, говорилось в толпу, на митингах, с театральных подмостков и с арены цирка… после доброй порции кокаина». Для того чтобы оболгать ненавистного ему приверженца демократии, писатель, автор правдивого романа «Дикая дивизия», опускается до явной лжи, пытается убрать из истории имя человека, сначала отменившего смертную казнь в стране, что приблизило Россию к самым цивилизованным странам мира, а потом, восстановив во фронтовых условиях, чтобы карать дезертирство и неповиновение требованиям командиров. Мало того, играя на самых низменных чувствах обывателя, писатель объясняет ему, что Керенский боится потерять власть, ибо «тогда прощай вина из царского погреба, прощай императорский поезд, беседы по прямому проводу, выступления на митингах с поклонницами-истеричками».

Проследив историю создания демократии не только в России, но и в других странах, легко убедиться, что жизнь ее проводников зачастую в целях их дискредитации обрастала самыми нелепыми случаями. Но жизнь между тем шла своим чередом, продолжалась и в сложный для России семнадцатый год прошлого века.

Еще 3 июня на совещании членов Государственной думы Милюков под аплодисменты говорил: «Русское общество должно сплотиться в борьбе с этой опасностью от большевизма… Если Временное правительство после долгой проволочки поймет, что в руках власти есть и другие средства, кроме убеждения, те самые средства, которые она уже начала применять, если оно станет на эту дорогу, тогда завоевания русской революции будут укреплены. Вот на этот путь нам следует призывать друг друга и Временное правительство». Милюков был услышан и понят и князем Львовым, и Керенским, но его слова так и остались словами. Хотя медлить было нельзя и, по сути, безответственно, если не преступно. 13 июня уже девятнадцать заводов и три войсковых соединения были на стороне большевиков. 3 июля их настроение выплеснулось в грандиозную демонстрацию, более похожую на вооруженное восстание. Неожиданно на улицах Петрограда появились грузовики с вооруженными солдатами и матросами. На их флагах и плакатах выделялась фраза: «Первая пуля – Керенскому». 4 июля Временное правительство дало распоряжение командующему Петроградским военным округом генералу Половцеву «очистить Петроград от вооруженных людей», которое он оперативно выполнил. 6 июля Временное правительство издало указ об аресте Ленина и Зиновьева, но оба они успели скрыться, о чем подробно рассказывалось в начале нашей книги. На следующий день, 7 июля, вышло постановление о расформировании воинских частей, принимавших участие в восстании 3–5 июля. Но лидер большевиков, обвиненный в германском шпионаже, исчез бесследно. Генерал Половцев позднее писал в своих воспоминаниях «Дни затмения»: «Офицер, отправляющийся в Териоки с надеждой поймать Ленина, меня спрашивает, желаю ли я получить этого господина в цельном виде или в разобранном… Отвечаю с улыбкой, что арестованные очень часто делают попытки к побегу». Ленина действительно было найти нелегко – он имел документы на имя товарища Иванова и был загримирован под фотографию на этом документе.

Общественность требовала суда над ним. Даже такие влиятельные большевики, как Троцкий, Рыков, Ногин, Каменев, высказывались за явку Ленина на суд, где он мог бы снять с себя обвинение. А сам Ленин, выйдя из подполья и находясь в безопасности, написал: «Суд есть орган власти. Это забывают иногда либералы. А где власть? Правительства нет… Оно бездействует. Действует военная диктатура. О суде тут смешно говорить… Я не сделал ничего противозаконного… Суд будет гласный. Народ поймет. Я явлюсь. Это рассуждение – наивное до ребячества. Не суд, а травля интернационалистов – вот что нужно власти. Засадить их и держать – вот что надо господам Керенскому и К°…»