Читать онлайн «Керенский». Страница 8

С зачислением в университет тоже все складывалось непросто, и Надежде Александровне пришлось пустить в ход «тяжелую артиллерию» в лице министерских знакомых мужа. Наконец Александр Керенский был официально внесен в списки студентов историко-филологического факультета.

В ту пору большинство студентов предпочитали жить в дешевых меблированных комнатах, каких было много на Васильевском острове. Университетское общежитие популярностью не пользовалось, так как считалось, что оно находится под надзором полиции. Поначалу Керенский тоже намеревался сделать выбор в пользу меблированных комнат, однако изменил свои планы и отдал предпочтение общежитию. Первое в России общежитие для студентов — Александровская коллегия — располагалось внутри университетского двора в Филологическом переулке. Отсюда открывался вид на набережную Невы, а за рекой как раз напротив сверкал золотой купол Иса-акиевского собора, виднелись здание Сената и адмиралтейский шпиль. Эти имперские декорации завораживали вчерашнего ташкентского гимназиста, что и предопределило его выбор в пользу общежития.

Еще одной причиной этого выбора стало стремление Керенского поскорее обзавестись новыми знакомыми. В комнатах общежития студенты жили по двое, да к тому же нередко заходили друг к другу «на огонек». Такие посиделки скрепляли компании и помогали первокурсникам быстрее адаптироваться в новой для них среде.

О своих первых студенческих шагах Керенский всегда вспоминал с большой теплотой. «Поступив в университет, мы, новички, впервые в жизни испытали пьянящее чувство свободы. Покинув отчий дом, мы были вольны теперь поступать как нам заблагорассудится. Жизнь швырнула нас в свой водоворот, запретным отныне было лишь то, что мы сами считали таковым. Символом нашей новой, свободной и прекрасной жизни стал так называемый „коридор“ — бесконечно длинный и широкий проход, который соединял все шесть университетских корпусов. После лекций мы собирались там толпой вокруг наиболее популярных преподавателей. Иных мы подчеркнуто игнорировали, и, проходя мимо, они демонстрировали свое полное безразличие к нам».[36]

В год, когда Керенский надел студенческую тужурку, историко-филологический факультет переживал не лучшие времена. После студенческих волнений в феврале 1899 года университет покинули профессора Н. И. Кареев и И. М. Гревс, долгое время являвшиеся символами петербургской исторической школы. Из фигур российского масштаба на факультете остался только С. Ф. Платонов. По своим воззрениям Платонов принадлежал скорее к консерваторам, и потому многие студенты считали его представителем «проправительственной» партии. Тем не менее Керенский отзывался о нем позднее с большим уважением. «Профессора С. Ф. Платонова отличала твердость убеждений и поведения. Всегда безупречно одетый, он не допускал в отношениях со студентами и капли фамильярности… Он был очень популярен среди студентов, но никогда не был объектом такого поклонения, как Ключевский в Москве».[37] Платонов вывозил студентов, среди которых был и наш герой, на экскурсии в Новгород и Псков, чтобы они могли в прямом смысле этого слова прикоснуться к древнерусской истории.

Историческая концепция Платонова — автора известных работ по истории Смуты — заметно повлияла на Керенского. Не случайно в его публицистике (особенно в работах, написанных в эмигрантские годы) так часто встречаются образы Смутного времени. Лекции Платонова Керенский продолжал посещать и в последующие годы, будучи уже студентом юридического факультета.

Курс римских древностей на историко-филологическом факультете читал молодой приват-доцент М. И. Ростовцев — будущая европейская знаменитость. В письмах домой первокурсник Керенский отзывался о его лекциях довольно скептически. Понадобилось немало лет, для того чтобы он смог по достоинству оценить своего прежнего университетского преподавателя: «Профессор Михаил Иванович Ростовцев, в ту пору еще очень молодой, дал нам отменное знание римской истории. Нас буквально завораживали его рассказы о жизни греческих городов, процветавших на берегах Черного моря задолго до рождения Руси. Его лекции об этой дорусской цивилизации на юге России подтверждали вывод о том, что истоки демократии Древней Руси уходили вглубь истории куда дольше, чем считалось ранее, и что существовала определенная связь между ранней русской государственностью и древнегреческими республиками».[38]

Университетские правила разрешали студентам историко-филологического факультета посещать лекции профессоров-юристов. Керенский сразу записался на четыре дополнительных курса — международного права, истории русского права, политической экономии и энциклопедии права. Международное право в Петербургском университете читал Ф. Ф. Мартене, известный своим участием в качестве эксперта в международной конференции мира в Гааге. Историю русского права преподавал бывший ректор университета В. И. Сергеевич. Первокурсник Керенский был в восторге от его лекций. В своих позднейших воспоминаниях он отозвался о Сергеевиче следующим образом: «Всякий раз, говоря о праве Древней Руси, он подчеркивал, что и „русская правда“ Ярослава Мудрого одиннадцатого века и „поучения“, которые оставил Владимир Мономах, отвергали смертную казнь. Рассказывая о правовых отношениях на Руси, он особенно упирал на то, что Русь никогда не знала концепции божественного происхождения власти, и подробно останавливался на взаимоотношениях между престольным князем и народным вече. И если Платонов в своих лекциях подчеркивал политическую сторону конфликта между ними, то Сергеевич рассматривал его с юридической точки зрения».[39]

Уже из этих оценок видно, насколько велика была степень политизации университетской жизни. Профессора, читая лекции о далеком прошлом, проводили недвусмысленные параллели с настоящим. Именно этого от них и ждали студенты, ценившие в преподавателях не столько знания, сколько свободомыслие. Как результат этого, общественные науки пользовались в студенческой среде тех лет большей популярностью, нежели специальные дисциплины.

Особенно много слушателей собирали лекции по философии. Их читал в ту пору еще совсем молодой Н. О. Лосский. «Это был невысокий, невзрачный человек с горящим открытым взором, который жил в своем собственном мире и отличался болезненной застенчивостью даже в отношениях со студентами».[40] Лекции Лосского оказали на Керенского сильнейшее воздействие. Будучи воспитан в религиозном духе, он нашел у Лосского подтверждение своим детским исканиям. «Я утвердился во мнении, что идеалы первобытных обществ по существу не отличались от идеалов современного человечества. Общество и тогда, и сегодня, строило свою жизнь, положив в основу какую-нибудь одну разделяемую всеми идею — например веру в то или иное божество. Это могло быть даже идолопоклонство, но в поклонении идолам выражалась одна, общая для всех, идея. Более того, я выяснил, что каждое общество всегда имело в той или иной форме общепринятый кодекс морали».