Читать онлайн «Писарев». Страница 18

Итак, основную причину социального зла Писарев видел в наличии частной собственности и эксплуатации. Но вот истоки их он выводит из «совершенно безвредного свойства» человека — его стремления к приобретению, скрытого еще в неразвитом уме дикаря.

Натуралистическое толкование истоков частной собственности вело Писарева к нечеткому определению происхождения классового антагонизма. Писарев приходил к правильному выводу, что в современном обществе «происходит постоянная борьба между перепутанными интересами различных людей, содействующих производству», или, как говорил он, в основе отношений лежит «вековой спор между трудом и капиталом». Сами же отношения он называл искусственными, уродливыми комбинациями «недоверия и антагонизма» между людьми, основанными в конечном итоге на присвоении труда и его продуктов и представляющими «различные проявления рабства».

Данный Писаревым анализ расстановки классовых сил в ходе буржуазных революций в Европе, выделение пролетариата из третьего сословия и т. д. также свидетельствуют о во многом правильном понимании им классовых противоречий. Но, говоря об очевидности классового антагонизма и связывая его с частной собственностью, он в то же время склонен выводить этот антагонизм, как и саму частную собственность, опять-таки из естественных наклонностей и потребностей человека. По его мнению, люди, от природы миролюбивые, в стремлении удовлетворить потребности своего организма нарушили естественное дружелюбие, породили распри, сбились с настоящего пути и мучают друг друга.

Итак, когда Писарев пытался объяснить общественные явления, исходя из просветительства, он шел, несмотря на революционно-демократическое содержание его просветительских взглядов, прямо к идеализму. Когда же он исходил непосредственно из анализа действительности, дававшей богатый материал для смелых и широких обобщений, он часто правильно интерпретировал явления. Но и в этом случае при объяснении ряда общественных явлений, вытекающих из глубинных процессов общественного бытия, Писарев в силу исторической ограниченности его взглядов за исходную позицию брал некую абстрактную человеческую природу. Антропологизм приводил Писарева к половинчатым решениям, утопичным положениям и в конечном итоге к идеализму в понимании истории.

Убедившись в неотвратимости исторического процесса, Писарев, несмотря на неразвитость капиталистических отношений в середине XIX в. в России, предсказывал неизбежность капитализма и на русской почве. Эту идею Писарев проводил довольно решительно, противопоставляя ее славянофильской теории, доказывавшей, что вследствие якобы заложенных в самих глубинных истоках русской жизни патриархальности, православия, преданности самодержавию процесс исторического развития Русского государства настолько самобытен и оригинален, что исключает всякую возможность одинаковости путей России и капиталистического Запада. Мысль об обязательности капитализма в России и о том, что эпоха капитализма в России должна предшествовать революции, настойчиво проводилась Писаревым также в противоположность Герцену и Чернышевскому. Они выражали надежду, что революция опередит развитие капитализма в России и путь к социализму пройдет через крестьянскую общину, которая и явится основой будущего обновления страны. Писарев же на общину не возлагал никаких надежд. Вопрос для него состоял только в том, какой уклон примет развитие капитализма: останется ли буржуазная Россия земледельческой страной или пойдет по пути промышленного развития, Писарев стоял за индустриализацию. Он доказывал, что только через «индустриализм», через всестороннее развитие экономики можно ликвидировать отсталость России, что такое развитие даст ей возможность достичь уровня стран Запада и сохранить независимость от них. Кроме того, Писарев был убежден, что курс на промышленное развитие страны даст возможность решить вопрос о путях прогресса русского общества, т. е. выйти из социального тупика, выразившегося в противоречии между необходимостью развития страны и невозможностью при данных исторических условиях ее революционного преобразования.

Писарев пришел, как он выражался, к «капитальному заключению», что главной причиной всех бедствий России является почти всеобъемлющая материальная и умственная бедность, органически связанные друг с другом. По его мнению, степень умственной бедности в обществе граничит с круглым невежеством, с полнейшей интеллектуальной нищетой. К тому же в использовании имеющихся знаний наблюдаются недопустимые издержки, а это в свою очередь ведет к материальной бедности, так как процесс производства базируется на рутинной технике из-за недостаточного количества знаний. Но Писарев отмечал, что умственная бедность «не составляет неизлечимой болезни» общества, и предлагал ликвидировать ее путем приложения утилитарного принципа к экономии умственных сил, что должно привести к накоплению «умственного капитала» и, следовательно, к материальному богатству. Для решения этой задачи он предлагал накопленные знания положительных наук использовать исключительно рационально, т. е. внедрять их в производство, прилагая к тем отраслям его, которые приносят обществу «хороший процент» прибыли. И знания, приложенные таким образом к процессу производства, будут способствовать его прогрессу и этим увеличат материальное богатство страны. «Экономия умственных сил, — заключает он, — увеличит наш умственный капитал, а этот увеличенный капитал, приложенный к полезному производству, увеличит количество хлеба, мяса, одежды, обуви, орудий и всех остальных вещественных продуктов труда» (10, стр. 5). Писарев старался всячески пропагандировать мысль о том, что основная задача общества на данном этапе истории состоит в развитии экономики, в улучшении устаревших способов в фабричном, ремесленном и земледельческом производстве через внедрение техники и ликвидацию «губительного разрыва между наукою и физическим трудом». Идея «экономического обновления» и была положена им в основу «теории индустриализма».

Доказывая преимущества промышленно развитых стран, Писарев отмечал, что только в таких странах возможно активное внедрение усовершенствований в технических, химических и всяких других процессах. Вода, ветер, пар и другие стихийные силы природы, приспособленные к нуждам производства на мельнице, в прядильном, ткацком, стеклоделательном и других производствах, должны заменить, а следовательно, и освободить тысячи человеческих рук. Говоря о большой роли «технического перевооружения», Писарев, однако, понимал и противоречивость прогресса при капитализме, где появление новых машин, паровых двигателей, станков несет «свою долю страдания» и не облегчает труда рабочих. Здесь «машины родят пауперизм, т. е. хроническую и неизлечимую бедность», ведут за собой разорение и гибель миллионов кустарей, для которых появление даже простого ткацкого станка равносильно «страшному неурожаю, громадному пожару, наводнению или вообще какому-нибудь жестокому естественному бедствию». Это ведет к «отстранению людей от производственных занятий» с последующим «тягостным застоем» рабочей силы и умножением «индивидуальных страданий». В одних отраслях «работники голодают от недостатка работы», в то время как другие предприятия страдают от недостатка рабочей силы, да и земледелие отнюдь не на таком уровне совершенства, чтобы некуда было приложить избыток рабочих рук. Развивая эту мысль, Писарев заявлял, что если внедрение технических усовершенствований сопровождается непроизводительным использованием сбереженной силы, то причина этого кроется не в самих усовершенствованиях, а в «уродливых условиях» в обществе, так как все нововведения, монополизированные «в пользу немногих», увеличивают неравенство и порабощение. Писарев говорит, что «промышленный прогресс, приводящий в движение сотни колоссальных машин, вовсе не может служить мерилом благосостояния страны и доказательством развитости его жителей», ибо все это становится «монополией» немногих.