Читать онлайн «Повседневная жизнь старой русской гимназии». Страница 113

28 сентября

Занятия в мужской гимназии, особенно в IV и V классах, на каждом шагу напоминают о бездарном бюрократизме нашего ведомства, не способного не только создать что-либо творческое, но даже урегулировать такой вовсе не сложный вопрос, как вопрос о программах. Еще в 1905 г. при Министерстве было совещание о программах русского языка и словесности. В результате этого совещания только через 7 лет, в 1912 г., появился в «Журнале министерства» «проект программы», где русский язык распределяется по классам довольно нелепо, а словесность изучается с весьма тенденциозными купюрами. Но и эта программа сравнительно с действующей была бы шагом вперед хотя бы потому, что она вводит таких писателей, как Тургенев, Гончаров, Л. Толстой, Достоевский, которых в действующих программах совсем нет и которых мы официально не имеем права преподавать, хотя и в реальных училищах, и в женских гимназиях они введены уже несколько лет назад, и только абитуриенты излюбленных Министерством классических гимназий, получающие «аттестат зрелости», могут не знать их. Но «проект программы», опубликованный еще два года назад, до сих пор остается только проектом, а действует все та же допотопная программа. Между тем и новой программе появился уже целый ряд приспособленных к ней учебников (Саводника, Сиповского и др.), которые одобрены Министерством и введены в употребление. Таким образом, мы теперь принуждены заниматься по новым учебникам и придерживаться в то же время совершенно несогласованной с ними старой программы. Получился сумбур больше прежнего. В IV классе, например, вместо того, чтобы познакомить учеников с теорией сочинения и дать им элементарные сведения по теории слов (что делается уже давно и в женских гимназиях, и в реальных училищах, и что предположено в новой программе мужских гимназий), мы должны проходить только древний церковнославянский язык. В V классе начинаем изучать историю русской словесности по учебнику Саводника и здесь на первых же порах встречаемся с употреблением таких слов и понятий, которые для учеников, не проходивших теории словесности, совершенно незнакомы. Тут и поэзия, и проза, и эпос, и лирика, и стихосложение. Попутно объяснять такие сложные понятия невозможно, отнимать на это особые уроки мы не имеем права, так как по старой (т. е. действующей) программе теория словесности полагается только в VIII классе, да и на курс пятого класса тогда времени не хватит, оставлять всего этого без объяснения нельзя, а давать сведения сверх учебника и тем более предлагать ученикам их записывать тоже не полагается. Вот и вертись тут!

29 сентября

Министерство преподнесло нам, учителям русского языка, новый сюрприз. Сегодня читали циркулярное сообщение, что в виду улучшения материального положения учащих в мужских учебных заведениях особое вознаграждение за исправление письменных работ отменяется. Таким образом, вместо того чтобы повысить существующее мизерное вознаграждение за исправление письменных работ, отнимающее у нас, словесников, вдвое больше времени, чем у преподавателей устных предметов (как, например, закон Божий, история), Министерство отняло и последнее. Правда, и раньше давалось крайне мало (в мужской гимназии 100 рублей в год за работы всех классов), но все-таки признавалось, хотя в принципе, что учителя, имеющие письменные работы, и особенно преподаватели русского языка, несут лишнюю работу. Теперь же, сославшись на новые штаты, Министерство сравняло нас с теми, кто совсем не имеет письменных работ, признав, таким образом, напряженный труд, отнимающий у нас почти все вечера, совершенно недостойным оплаты. А между тем требования, предъявляемые к словесникам, все повышаются и повышаются.

26 октября

Целый месяц не брался за свой дневник: не до того было. К занятиям в женской и мужской гимназиях, отнимающим — благодаря письменным работам — немало времени, прибавилась еще новая работа: по представлению учредительницы частной женской прогимназии я назначен в этой прогимназии председателем педагогического совета. Должность эта пока не оплачивается, так как бюджет прогимназии очень скромный, да и попечительский совет, от которого зависит установить то или иное вознаграждение, еще не сформулирован (о каждом члене наводятся справки в отношении благонадежности, и когда это кончится — Бог весть). Но дел с новой должностью прибавилось порядочно. Правда, на уроки туда я еще не ходил, но и одной канцелярской работы (переписка с округом) достаточно.

Теперь мой обычный «порядок дня» такой. С утра отправляюсь в школу, где мои восьмиклассницы дают пробные уроки. Потом бегу в мужскую гимназию, где даю два урока, в большую перемену иду в женскую гимназию и последние два урока даю в VIII классе. А возвращаясь с уроков домой, захожу в прогимназию. Наиболее приятной частью моей работы является руководство пробными уроками. Отрадно наблюдать, как эти девушки, которые постепенно развивались на моих глазах и отчасти под моим руководством, теперь, уже им пороге самостоятельной жизни, делают первые шаги, руководя целым классом и приобщая к начаткам человеческой культуры новые поколения. Но с прошлого года, а ныне особенно, по воле «благопопечительного» начальства эти пробные уроки поставлены в ненормальные условия. С закрытием приготовительных классов при гимназии мы теперь принуждены скитаться по разным школам, где являемся незваными гостями. На ходьбу в школу непроизводительно тратится время и у учениц, и у преподавателей, которые из-за этого принуждены опаздывать на свои уроки или уходить с пробного уроки до его окончания. Сговариваться с учительницами, не принадлежащими к гимназической корпорации, насчет материала, методов и т.п. — тоже нелегко. Присутствовать на конференциях, при разборе уроков, на которых всегда бывали учительницы приготовительных классов, эти школьные учительницы тоже не могут. Выбирать школу для пробных уроков приходится, руководствуясь только ее близостью к гимназии, причем подбор учительниц там оказывается далеко не всегда образцовым. Да и помещения школ благодаря отсутствию собственных зданий иногда переполняются, особенно ныне, когда часть школ занята для военных нужд. Начали мои восьмиклассницы ходить в одну ближнюю школу, ходили с полмесяца, привыкли несколько к детям — и вдруг перед началом пробных уроков школу эту переместили на окраину города, и пробные уроки пришлось начинать в другой школе, с незнакомым составом класса. Но к эта школа через неделю переедет, должно быть, на окраину, куда ходить для пробных уроков будет совершенно невозможно.