Читать онлайн «Цицианов». Страница 46

Первый пункт Георгиевского трактата гласил: «Его светлость царь Карталинский и Кахетинский именем своим, наследников и преемников своих торжественно навсегда отрицается от всякого вассальства или под каким бы то ни было от всякой зависимости от Персии или иной державы; и сим объявляет перед лицом всего света, что не признает над собою и преемниками иного самодержавия, кроме верховной власти и покровительства Ее императорского величества и ее высоких наследников престола всероссийского императорского, обещая тому престолу верность и готовность пособствовать пользе государства во всяком случае, где от него требовано будет». Договор ограничивал самостоятельность грузинских царей в области внешней политики: «Без предварительного соглашения с главным пограничным начальником и министром Ее императорского величества, при нем аккредитованным, не иметь сношения с окрестными владетелями. А когда от них приедут посланцы, или присланы будут письма, оные принимая, советовать с главным пограничным начальником и с министром Ее императорского величества о возвращении таких посланцев и надлежащей их владельцам отповеди…» Договор оставлял царям Картли-Кахетии все полномочия в сфере внутреннего управления страной, в области суда и наказаний, а также в сборе налогов. Поскольку вид денежных знаков имел большое символическое значение, поначалу была достигнута договоренность о том, что на грузинской монете, которая по номиналу уравнивалась с российской, на одной стороне изображалось «лицо императорской особы», а на другой — «герб грузинский или что царь заблагорассудит». Однако дополнительным артикулом от 30 сентября 1783 года было решено, что на грузинских деньгах появится только двуглавый орел, расположившийся над гербом царства Карталинского и Кахетинского «…в знак покровительства и верховной власти всероссийских императоров над сими владетелями»[223].

Наибольшие прения вызвали положения о том, чтобы наследники грузинского престола получали царскую инвеституру из рук императора. В уже упоминавшемся дополнительном артикуле утверждалось право царей короноваться по их древнему обычаю. Немалые сложности вызвал вопрос о титуле Карталинских и Кахетинских царей. Ираклий II и его представители на переговорах усмотрели в замене выражения «высочество» на выражение «светлость» признак принижения его статуса: так называли всех владетельных князей, а цари имели все основания считать себя выше таковых. Российское правительство объясняло свою неуступчивость в этом вопросе тем, что «высочеством» официально называли великих князей — членов императорской фамилии. Выход был найден в использовании выражения «царская светлость». На первый взгляд трата времени на подобные вещи не достойна государственных мужей, на самом же деле подобные игры дипломатов имели большое значение, поскольку часто «тянули» за собой целую вереницу гораздо более серьезных вопросов. Спор возник и вокруг титулования католикоса — главы Грузинской церкви, который становился «в ранге» одного из восьми архиереев России, хотя, по уверениям представителей Ираклия II, ранее «имел от вселенских патриархов самовластие». Потемкин заявил, что католикос «сохранит все свои прежние преимущества, чиноначалие и власть внутри царства Грузинского», но в силу того, что Грузия входит в состав России и признает главенство императорской власти, «католикос Грузинский, составляя часть по духовной степени всего царства, купно с царством подчиняется России». Архимандрит Гайос имел все основания подозревать, что Екатерина II, отобрав имущество у российской церкви, готовится проделать то же самое и в Закавказье. Еще больше опасений вызывала перспектива упразднения автокефалии Грузинской церкви. Сомнения у грузинской стороны вызывала и 7-я статья договора, по которой Ираклий II обязывался «…быть всегда готовым на службу Ее величества с войсками своими; с начальниками российскими обращаясь во всегдашнем сношении по всем делам, до службы Ее императорского величества касающимся, удовлетворять их требованиям и подданных Ее величества охранять от всяких обид и притеснений; в определении людей к местам и возвышению их в чины отменное оказывать уважение на заслуги пред Всероссийской империей, от покровительства которой зависит спокойствие и благоденствие царства Карталинского и Кахетинского». Опыт общения с российскими офицерами и генералами не мог не вызывать опасения, что они сами кого угодно обидят и притеснят. Хотя по 9-й статье всем грузинским князьям и дворянам гарантировались «все те преимущества и выгоды, кои российским благородным присвоены», обязанность прислать в Санкт-Петербург списки дворянских родов, «дабы по оным можно было знать в точности, кому какое отличное право принадлежит», могла быть расценена как присвоение российской герольдии функций некой инстанции по «утверждению» дворянского достоинства грузинских благородных фамилий.

Георгиевский трактат имел четыре «сепаратных артикула», которые не публиковались. Первым Ираклий обязывался избегать конфликтов с другими христианскими государствами Закавказья. Здесь можно усмотреть желание Петербурга создать из Грузии, Иметерии, Гурии и Мингрелии действенный союз, направленный против персов и турок. Согласно второму пункту Россия обязывалась держать в Грузии два пехотных батальона при четырех пушках, а местные власти обеспечивали войска провиантом и фуражом «за положенную в штатах цену», то есть по той цене, которая соответствовала армейским нормативам. По третьей секретной статье часть войск Грузии могла быть применена за ее пределами при условии того, что они будут получать «полное содержание противу прочих войск Ее величества». Четвертый артикул предусматривал, что Россия всеми имеющимися в ее распоряжении военными и дипломатическими средствами будет способствовать «возвращению земель и мест, издавна к царству Карталинскому и Кахетинскому принадлежащих»[224].

В Петербурге Георгиевскому трактату придавалось огромное значение. В 1784 году известный французский мастер Жак-Доменик Рашетт получил заказ на изготовление парадного фарфорового сервиза, в котором отразились представления о главнейших достоинствах и деяниях екатерининского царствования. Настольные украшения сервиза включали в себя семь фигур: «Подножие Ее величества», «Военная сила», «Морская сила», «Великодушие», «Правление», «Крым, или Таврис, под державою Екатерины II», «Грузия под покровительством России». Скульптору поручалось в аллегорической форме представить значение Георгиевского трактата 1783 года, занявшего столь видное место (одна из семи позиций!) среди деяний императрицы в день двадцатилетия ее правления. В результате родилось следующее произведение: круглая старинная крепостная башня, увитая цветочными гирляндами, означала древность Грузии и ее благоприятный климат. На вершине башни развевается флаг, на одной стороне которого — вензель грузинского царя Ираклия II, на другой — вензель Екатерины И. Грузия изображена в виде коронованной женщины в национальном одеянии, со скипетром в руке, опирающейся на щит с императорским гербом и «привязывающей себя к нему охотно» гирляндами цветов; такой же венок лежит у щита. Ногами Грузия попирает символ минувшего рабства: турецкое знамя, секиру и цепи. Небольшой щит с гербом Грузии прислонен к сиденью.