Читать онлайн «Стратегии счастливых пар». Страница 23

Едва ли чьи-нибудь отношения могут претендовать на то, чтобы быть эталоном; слишком разные характеры, слишком неоднозначные условия формирования личностей, слишком непохожие представления о счастье… Но вытолкнутые своей же судьбоносной стратегией на большую сцену жизни на всеобщее обозрение, Горбачевы сыграли ярко, блестяще завершив сюжет. Ничего лишнего, ничего надуманного, ничего вычурно – декоративного… Похоже, именно так может выглядеть любовь с ярко выраженным человеческим лицом. Если внимательно приглядеться к этой паре, может возникнуть устойчивое, как запах цветущей черемухи, ощущение: власть для них на самом деле не была главной целью; целью был процесс. И он составлял если не львиную, то значительную долю их общего счастья.

В большинстве случаев семейная жизнь двоих начинается с осознания моделей отношений родителей (даже при их отрицании и создании анти-моделей) и доминирующих в обществе семейных традиций. Но порой на стремление жить в паре у людей, кроме того, может еще сильнее влиять обоюдная жажда достижений – Полярная звезда самых неутомимых путников на каменистой тропе жизни. И довольно часто в таких случаях ее путеводное мерцание не исчезает в течение всего совместного пути, создавая для семьи шанс миссии, посвященной Движению к цели. Главный секрет таких пар заключается даже не в единстве взглядов на вещи, не в неукоснительном следовании правилам ради цели, а в синхронном проявлении ненасытного желания к большему, роковом влечении к исполинскому. Можно спорить, есть ли необходимость положить жизнь на алтарь успеха, вечно исчезающего, как мираж в пустыне, и иллюзорного, как виртуозно показанный фокус. Но нельзя не согласиться с тем, что именно так создается смысл существования. Жизнь окрашивается во множество оттенков, когда ее восприятие разделено на двоих. Это закаляет отношения, позволяет не обращать внимания на скоротечность человеческой борьбы и усиливает экспрессию самой жизни, вкус эмоций, мироощущения. Для каждого человека мироздание открывает свою многоликую тайну. Михаил Горбачев и Раиса Титаренко сумели отыскать ее в таком непростом движении к власти.

Михаил Горбачев, крестьянский сын из бедной ставропольской деревни, никогда не скрывал, что родовые традиции довлели над ним точно так же, как багряные, обильно пропитанные кровью, символы над всей странной, громадной общностью подавленных людей, с саркастической гордостью называемой советским народом. С ранних лет он двигался в затемненном идеологическом тоннеле вместе с самим обществом, стиснутым тисками господствующей извращенной морали, законам которой все неукоснительно следовали под страхом смерти. Мальчик, для которого все пророчество мира ассоциировалось с единственной в доме газетой «Правда», а все наслаждения концентрировались на порции неожиданно завезенного вместе с кино мороженого, сформировал представление о мире как о весьма жесткой конструкции со своеобразной ролью человека в ней. Понятие «выжить» ассоциировалось с понятием «покориться», а крестьянские корни и суровое время взросления – с непоколебимым и жестоким грузинским идолом, с укрепленным в сознании жутким крестом всеобъемлющей войны. Со страхом язычника, преклоняя колени пред туманным обелиском коммунистических грез, он настойчиво искал выход из глухого пространства, похожего на гигантское бомбоубежище, в котором с удивлением обнаружил себя по мере взросления. Ослепляющие картины эпохи создания колхозов, абсурдный калейдоскоп ссылок неугодных, военные похоронки, дикость оккупации, очумелость гонки за результатами комбайнеров и пьяные песни «ударников» – в этих декорациях присутствовала затаенная агония, протест против жизни, фатальная некрофилия, заглушить которые могли лишь две вещи: спиртное да слепая вера в построение коммунизма. Подросток, который не понаслышке знал, как человек сходит с ума от раздирающего на части голода, а мальчиком спал зимой вместе с теленком, чтобы не замерзнуть, отлично осознавал перспективы безальтернативного труда в колхозе («бежать – не убежишь, не давали крестьянам паспорта»). Ему было за что бороться: шанс вырваться из первобытной дикости своего забитого села не просто маячил, а светил слепящим, как солнце, светом. Получить входной билет в другую жизнь можно было только благодаря вузовскому диплому, какой-нибудь знаковой «интеллигентной» профессии. Вот откуда проистекает, казалось бы, причудливый симбиоз: отменное знание крестьянского дела («на слух мог сразу определить неладное в работе комбайна») и слабо увязывающиеся с комбайном Белинский и постановка «Маскарада» Лермонтова в примитивном драмкружке. Стараясь выделиться любым способом, юный Михаил не брезговал обывательскими козырями («на ходу мог взобраться на комбайн с любой стороны, даже там, где скрежетали режущие аппараты и вращалось мотовило»). Но мотивацию всех этих форм самовыражения в среде следует искать не столько в безнадежной инфантильности, сколько в яростном упорстве. Горбачев с детства был настроен на то, чтобы вырваться, любым способом выскользнуть из заколдованного круга, созданного в советской деревне времен колхозного «расцвета». Его лидерство являлось не более чем защитным иммунитетом от погребения заживо в скудном паралитическом пространстве животной борьбы за существование. Отчаяние и скорбь за близких сквозят в его воспоминаниях детства, где он, будучи уже экс-президентом СССР, не удержался от цитирования книги своей жены, упомянув, что «там [в родной деревне] идет разговор о двадцати рублях: где их взять, при том, что отец работает круглый год». Сам того не подозревая, Горбачев настроил свой мозг на стойкое выживание в условиях нового ледникового периода. И в этой установке самым подкупающим было то, что наряду с лидерством и самовыдвижением важная роль отводилась семье – опорному пункту в борьбе за новую реальность.

Мать, мужественная до отчаяния и смелая до безрассудства, дала сыну в руки две жизненные нити – животную цепкость и святую веру в себя. Она показала Михаилу пример выживания, вселила в него мысль, что коль он пережил в детстве столь чудовищный хаос, значит, все это не зря, впереди у него великая миссия. Она же убедила сына в том, что учеба – это путь к иной жизни. Отец привил способность к тяжелому труду и оптимистичное отношение к самой жизни; через отца пришло понимание ответственности, уважение к традициям. Несмотря на одиозное время, а может быть, как раз из-за витающей в воздухе опасности объединение мужчины и женщины в семейном союзе являлось чем-то сугубо правильным в жизненном укладе серьезного человека, само собой разумеющимся, неотъемлемой составляющей приторного, с привкусом мертвечины, проживания жизни. Семейная атмосфера душевного покоя наполняла смыслом тупое истязание работой быстро угасающего тела, открывала единственную для истощенного крестьянина возможность наслаждения: видом потомства, призванного убедить, что короткая вспышка жизни и ожесточенная схватка за незатейливое существование предприняты для сохранения на земле своего имени пусть даже на вопиюще короткий период времени. Семья оказывалась единственной зацепкой, и потому отношениями, пусть порой и несколько грубоватыми, дорожили как главной реликвией, как иконой. В книге о себе Горбачев демонстрирует глубокую осведомленность о жизни и становлении дедов – в этой памяти заключен генетический код его миропонимания; и тут же базовой, цементирующей становится мысль о первостепенном значении семейной ячейки в обществе того времени.