Читать онлайн «Покрышкин». Страница 93

После возвращения Покрышкин резко говорит с Дмитрием Глинкой, чья четверка должна была прикрывать ту же группу. Глинка увлекся боем с «мессершмиттами» и оторвался от своей девятки бомбардировщиков, на что права не имел.

— Саша! Не будем затевать ссору. Замечания правильные. На будущее учту.

— Хорошо! Будем считать вопрос закрытым.

С Глинкой вопрос был закрыт. Но, по мнению Покрышкина командование делало явную ошибку, когда ставило одну задачу группам из разных полков. Это, как правило, вело к несогласованности в действиях.

В следующем вылете того же дня, вновь сопровождая Пе-2, шестерка Покрышкина и четверка Глинки сбили около десяти «мессеров», не потеряв ни одного из своих истребителей и бомбардировщиков.

Следующий вылет 17 апреля стал трагическим. В гуще самолетов над центром Цемесской бухты летчик из покрышкинской шестерки Дмитрий Сапунов, увидев группу «мессеров», потерял осмотрительность и винтом своего истребителя отрубил хвост «кобры» Владимира Бережного. На парашюте Бережной опускался в холодное море, на мученическую смерть. Помочь ему в эти последние минуты никто не мог...

— Я — Покрышкин, всем занять свои места!

Александр Иванович твердой командой привел в чувство потрясенных летчиков. Сапунову приказал пристроиться к своей паре.

После посадки Сапунов, выключив мотор, побежал в бурьян, где, рыдая, упал. Жить он не хотел, Виктору Никитину удалось выхватить из его руки пистолет. Покрышкин послал за врачом. Бережного, способного летчика, хорошего 22-летнего запорожского парня, уже не вернуть...

Но и младшему лейтенанту Дмитрию Сапунову оставалось жить всего неделю. 24 апреля он погиб смертью храбрых в воздушном бою.

По документам штаба 4-й воздушной армии (ЦАМО. Ф. 4 ВА. Оп. 4798. Д. 118. Л. 27) 18–23 апреля из резерва Ставки прибыли на Кубань 2-й бомбардировочный авиакорпус (92 самолета Пе-2), 3-й истребительный авиакорпус (120 Як-1 и Як-7б), 2-й смешанный авиакорпус (66 Ил-2, 28 Як-1 и Ла5) и 282-я истребительная авиадивизия. Была усилена дивизией группа Авиации дальнего действия. Наша авиагруппировка на Кубани приблизилась по численности к немецкой, составив около 900 самолетов. 20 апреля Г. К. Жуков и А. А. Новиков утвердили план авиационного наступления, первая задача которого — завоевать господство в воздухе.

20 апреля, в день рождения фюрера, немцы пошли на решительный штурм плацдарма. Малой земли. В небе творилось невиданное. Участники боев на земле все же нет-нет да и смотрели вверх, завороженные ужасом воздушной битвы. Командир экипажа Пе-2 35-го гвардейского Сталин |радского бомбардировочного авиаполка Герой Советского Союза Л. В. Жолудев (один из тех, кого прикрывал в те дни А. И. Покрышкин) вспоминал: «Такой плотности авиации до сих пор мы не встречали. Воздушные бои с небольшими перерывами велись почти на всех высотах. В этой карусели подчас трудно было определить, где свои, где чужие. Впервые на передний план выплыла проблема, как избежать столкновений в воздухе».

На скоростях в несколько сотен километров в час крутились над морем в своих одиночных кабинах истребители, схлестывались друг с другом на неведомых сухопутному человеку «боевых разворотах» и «косых переворотах». Согнутые адскими перегрузками, теряли сознание, ловили в прицел свастики и звезды... В бою, как пишут летчики, исчезает представление о времени и все решают молниеносные интуитивные вспышки из глубин сознания и подсознания. В одном мгновении для истребителя — и холод гибели, и счастье жизни.

Тяга мотора для летчика — тонкая нить между небом и землей. Нить, которую обрезает судьба... По глади воды, дробясь друг о друга, шли большие круги от упавших на морское дно самолетов. Набухая горькой соленой влагой, белели на волнах саваны парашютов... Редко кого из сбитых успевали подобрать наши или немецкие катера.

Покрышкина, как сам он пишет, в одном из боев над Цемесской бухтой спасла только «интуиция или телепатия от моего ведомого». Отказал радиоприемник, но что-то заставило оглянуться в заднюю полусферу и увидеть в пятидесяти метрах атакующий «мессер». Мгновенный резкий косой переворот, и пушечная трасса прошла ниже крыла. Маневр, огонь — и немецкий пилот, уверенный в успехе, рухнул в воду. Покрышкин «только в этот момент почувствовал, что весь мокрый от пота. Да, нелегко достается победа...»

О подобных боях один из историков истребительной авиации американец М. Спик пишет: «Выживание в воздушном бою во многом зависит от качества, которое называется предчувствием ситуации. Это, главным образом, способность следить за событиями в быстроразвивающейся, высокодинамичной и объемной ситуации, но есть веские основания утверждать, что предугадывать надвигающуюся опасность пилоту помогает некое шестое чувство». Сколько же таких эпизодов в биографиях известных летчиков!..

День рождения фюрера Покрышкин отметил сбитым «фокке-вульфом». В этот же день погиб талантливый молодой летчик Иван Савин, только что награжденный орденом Красного Знамени за несколько сбитых вражеских самолетов. Александр Иванович приказал ему проводить до аэродрома подбитый Пе-2 и строго запретил возвращаться в Поповическую одному. Одиночные и поврежденные самолеты — любимые цели «экспертов» люфтваффе. Савин, радостный после очередной победы над ФВ-190, ослушался и погиб.

24 апреля жертвой такой же атаки «экспертов» стал Василий Островский, которого Александр Иванович назвал приемным сыном. «Летчики не имеют права плакать», — говорил Покрышкин. Но признавался позднее, как среди благоухания цветущих в Поповической весенних садов особенно тяжко давила сердце тоска...

Островский Василий Поликарпович, 1922 года рождения, Красноградский район Орловской области, деревня Шарок... Немецкие «рыцари», как это они часто делали на Кубани, безжалостно расстреляли сбитого летчика уже под куполом парашюта. Покрышкин принимает решение отвечать тем же.

За день до Островского погиб еще один ученик Александра Ивановича — белорус Степан Вербицкий. Выполняя приказ Покрышкина, он развернулся в лобовую атаку на четверку «мессов», но ведущий пары Паскеев бросил его, трусливо вильнул в сторону. Немцы умело взяли в «клещи» одинокую «кобру». Вербицкий погибал, как Бережной, на глазах у друзей опускаясь на парашюте в ледяную смертную купель.

Уже не первый раз по вине Паскеева гибли на Кубани летчики. Еще 10 апреля погиб Александр Голубев, которого Покрышкин помянул в своей книге словами: «Хорошей, ясной души был боец. Я знал, что он прикроет, не даст противнику ударить сзади, исподтишка». Уже тогда Александр Иванович «не сомневался, что из Паскеева не получится летчик-истребитель. Редко, но попадаются такие бойцы, которые уже после первой неудачи бегут с поля боя. Паскеев был из этой породы... Я с трудом сдержал себя, чтобы не расстрелять сейчас же в воздухе Паскеева. Подлый трус! Он заслуживал такой расплаты — отдал еще одного хорошего летчика на съедение «мессерам». После посадки все летчики потребовали у командования отдать Паскеева под суд. Судьи оказались добрыми дядями и, усмотрев у него нервное потрясение после прошлогоднего сбития зениткой, рекомендовали перевести в авиацию связи. Это решение трибунала возмутило весь личный состав полка. Честные летчики погибают за свою Родину, а трус мог жить и ждать нашей Победы».