Читать онлайн «Покрышкин». Страница 64

«На передовом пункте мне довелось впервые увидеть трагедию переднего края обороны», — вспоминает А. И. Покрышкин. Груды окровавленных бинтов, стоны, трупы на соломе.

Здесь, в Малой Токмачке, Александр Иванович был потрясен глазами умирающего семилетнего ребенка, в которых воплотилось для него бездонное народное горе...

Вспоминая потом этот полет на разведку, возвращение из которого столь затянулось, летчик говорил: «Кто в сорок первом — сорок втором годах не воевал, тот войны по-настоящему не видел».

Многое предстало перед его глазами. Часть из этих сцен редакторы вычеркивали из изданий 1960–1980-х годов...

«Человек в халате, стоявший рядом со мной, схватился руками за свою ногу. Я увидел на нем пробитый сапог. Медик запричитал диким голосом:

- Я ранен! Я ранен! Скорее перевяжите меня и отправьте в госпиталь.

- Замолчи! А то пристрелю тебя! Ты видел пацана с распоротым животом? Он не кричал. Ты же мужчина! — пригрозил ему я, положив руку на кобуру пистолета».

Покрышкин, которому осмотрели и перевязали глаз и лоб, отказался остаться в госпитале. Здесь он узнал, что раненый Степан Комлев, его ведомый, отправлен с другими ранеными в тыл. Но тыла уже не было, немецкие танки и мотоциклисты подстерегали везде...

По дороге в машине Покрышкин, несмотря ни на что, погрузился в размышления о последнем вылете, клянет себя за заход на штурмовку после проведенной разведки. Отмечает все ошибки ведомого. Как же слабо технически и тактически подготовлены многие летчики...

На станции Верхнетокмак стало известно — на юг можно не спешить, проскочить по берегу Азовского моря не удастся, немцы уже в городе Осипенко (Бердянск). Покрышкин и сопровождающие его с самолетом солдаты вошли в состав колонны, собиравшейся для ночного прорыва в восточном направлении. Приказав разбудить себя в час ночи, Покрышкин, не спавший двое суток, заснул мертвецким сном. Утром обнаружил, что совершил серьезную ошибку — оставил в машине имевшуюся там бутыль со спиртом. Бойцы «загудели» и проспали время сбора... В утренней тишине слышалась артиллерийская канонада.

Поехали в Черниговку — ближайшее большое село. МиГ, который Покрышкин упрямо не желал бросать даже в этой гибельной заварухе, грохотал на поворотах и спусках степных оврагов.

В Черниговке находился штаб окруженной 18-й, армии. По окраинам уже шныряли немецкие автоматчики. Щ улочках рвались мины...

Это был черный октябрь 1941-го... 7 октября — катастрофа под Вязьмой. А. Е. Голованов, тогда командир 81-й авиадивизии, был вызван в Ставку:

«...Я застал Сталина в комнате одного... Таким Сталина мне видеть не доводилось. Тишина давила.

- У нас большая беда, большое горе, — услышал я наконец тихий, но четкий голос Сталина. — Немец прорвал оборону под Вязьмой, окружено шестнадцать наших дивизий... Что будем делать? Что будем делать?

Видимо, происшедшее ошеломило его.

Потом он поднял голову, посмотрел на меня. Никогда ни прежде, ни после этого мне не приходилось видеть человеческого лица с выражением такой душевной муки.

...Ответить что-либо, дать какой-то совет я, естественно, не мог, и Сталин, конечно, понимал это. Что мог сделать и что мог посоветовать в то время и в таких делах командир авиационной дивизии.

Вошел помощник, доложил, что прибыл Борис Михайлович Шапошников... Сталин встал, сказал, чтобы входил. На лице его не осталось и следа от только что пережитых чувств. Начались доклады».

16–17 октября многих москвичей охватила паника: «Немец в Москве!» На улицах витал пепел сжигаемой документации. Рабочие на шоссе Энтузиастов, ведущем на восток, переворачивали автомашины перетрусивших начальников и директоров.

В Куйбышев эвакуировались партийные и правительственные учреждения, дипломатический корпус. 28 октября в глухом поселке Барбыш Куйбышевской области выводились на расстрел без суда «особо опасные государственные преступники» Я. В. Смушкевич, П. В. Рычагов, Г. М. Штерн, Ф. К. Арженухин, А. Д. Локтионов...

В Черниговке Александр Иванович встретил командующего 18-й армией А. К. Смирнова в последние часы его жизни. Высокий, статный генерал-лейтенант с воспаленными от переутомления и пыли глазами загнанно ходил взад-вперед вдоль лесопосадки...

Смирнов направил летчика к командующему ВВС армии генерал-майору С. К. Горюнову. Выслушав «невеселый рассказ», Горюнов дал совет сжечь самолет и добавил: «Если сам сумеешь отсюда выбраться, то благодари судьбу».

В Черниговку приехали и медики, у которых лечил глаз Покрышкин. От них он узнал, что тяжелораненых взять им с собой не удалось. Не вернулась и машина, на которой увезли Комлева... Александр Иванович не сдержал упрека:

— Несчастные! Всех их перестреляют немцы. Как же можно было бросать раненых? Хорошо, что я не послушался тех... Лежал бы сейчас, прошитый автоматной очередью.

Окруженные, как вспоминает А. И. Покрышкин, «уже знали о том, что немецкие войска, особенно их танкисты, раненых советских воинов в плен не берут, уничтожают на месте».

Осенью и зимой 1941–1942 годов развернулась одна из величайших трагедий во всемирной истории — истребление советских военнопленных. Опьяненные успехами на фронтах, немцы еще верили в право «высшей расы» уничтожать недочеловеков — славян. По немецким данным, из 2,9 миллиона захваченных в плен к началу 1942 года осталось в живых 1,1 миллиона! Позднее кровавый пыл немцев и их прислужников несколько угас, но все равно, по данным нашего Генштаба, из 4559 тысяч пленных советских военнослужащих вернулось только 1836 тысяч человек... 14 октября в районе Мелитополя — Бердянска, в «котле», куда угодил и Александр Покрышкин, по немецким данным, было захвачено в плен около 100 тысяч человек.

Солдат Алексей Филиппов описывает лагеря осени 1941-го как «живые могилы» (Слово. 2000. № 3). Писатель-фронтовик Константин Воробьев, попавший в плен в декабре под Москвой, вспоминает в повести «Это мы, Господи!..»:

«В эти дни немцы не били пленных. Только убивали! Убивали за поднятый окурок на дороге. Убивали, чтобы тут же стащить с мертвого шапку или валенки.

Убивали за голодное пошатывание в строю на этапе. Убивали за стон от нестерпимой боли в ранах. Убивали ради спортивного интереса, и стреляли не парами и пятерками, а большими этапными группами, целыми сотнями — из пулеметов и пистолетов-автоматов!»

...Они просто не появились бы на свет, те недоумки 1980–1990-х годов, которые глумливо бросали в лицо ветеранам-«сталинистам»: вот, победили бы немцы, попили бы мы баварского пивка...

...В Черниговке среди солдат прошел слух, что застрелился командарм и командующий артиллерии армии.