Читать онлайн «Покрышкин». Страница 24

...Вообще время было нелегкое, нехватка во всем. Одежду получали только по ордеру, который давали в ФЗУ, там смотрели, кто как живет. Мне выделили гетры и майку-футболку. Но я-то жил в семье, отец — столяр, работал на строительстве Дома Ленина, ипподрома и других зданий. Я ходил, смотрел. Питание домашнее — в основном щи и каша, мясо далеко не каждый день. Правда, рыбы дешевой было много, на базаре лежали целые вороха.

Жил народ очень дружно! Если праздник — все выходили на улицу. Гармошка. Танцы. В своем квартале я знал всех до одного. Мы, ребята, играли в бабки, сейчас эту игру забыли. От коровьей ноги брали бабку, сверлили дырочку, заливали свинец. Собиралось человек пять. По две бабки каждый ставил в ряд. На расстоянии десять метров — черта. Вытаскивали спичку — кто первый бросает свинцовый налиток. Не попал — штраф. Пять из десяти сбил — забираешь все. Ох, и ловкие были игроки! И Саша Покрышкин с нами играл. Но главное для нас с ним, я уже говорил, — это были голуби.

Бегали в кино, смотрели американские фильмы. Помню, «Знак Зорро», где бились на шпагах. Дрались и мы на кулачках улица на улицу, имели своих атаманов.

На Каменке любили мы рыбачить. Речка неширокая, всего метра три, а где мельница Петухова — там пруд. Вода чистейшая, мы ее пили. Родники били со дна. Ягоды и грибы собирали недалеко от своих домов, совсем рядом, было их полно!

Зима — не чета нынешним. Мороз стоит долго, 40–45 градусов, без ветра, все трещит. И ничего... Здоровье у людей было крепкое. Сейчас чуть дунет на кого, уже простыл, лежит, охает. А мой отец попросит мать затопить баньку, пропарится, выпьет кружку самогона, поспит на печи и утром говорит: «Не болею и не болел!»

Но в 1919 году от тифа, который косил мужиков в нашей деревне в 30 километрах от Новониколаевска, мы уехали в город, где и остались.

...Когда заканчивали учебу, Саша говорит: «Пойдем в летчики! Будем летать!» А мы ходили на аэродром, нас пускали туда. Аэропланы садятся двукрылые, летчики выходят и форме, в крагах. Красота! «Пойдем в летчики!» И я решил было. Но тут через Кривощеково шел эшелон новых грузовых автомобилей. Мы залезли, сели за руль. Ой, как мне понравилось! Буду шофером! И пошел после ФЗУ на 1-е западносибирские автокурсы. Шофером и проработал всю жизнь. На войне пушки таскал, раненых вывозил. Должен был полки обеспечивать снарядами! После войны заходил с товарищем в свое ФЗУ, смотрим, в кабинетах, где мы учились, стоят станки. Мастер говорит, что здесь делали для фронта снаряды, гильзы для патронов, орудия, полковые минометы, которые я тоже возил...

Видел потом один раз Александра Ивановича, уже генерала, когда он приезжал в Новосибирск. Подойти не решился. Но скажу, что все мы, «фабзайцы», стали людьми. Духом никогда не падали! Ребята все — ядреные. Замухрышек среди нас не было!..»

...Любовь к птицам осталась у великого летчика до конца жизни. На даче в Жуковке на дереве всегда висела кормушка для птиц, маршал авиации сам подсыпал в нее корм. Племянница Покрышкина Л. П. Ситникова вспоминала, как, приезжая после войны в Новосибирск к матери, он ходил с детьми кормить лебедей. Неудивительно, что «Александр Иванович не любил птиц в клетках, и когда видел это, заставлял выпускать их на волю».

О лидерских качествах Покрышкина говорит и его друг, также человек с качествами руководителя, впоследствии инженер и партийный работник Анатолий Ефимович Бовтручук. Они с Покрышкиным были командирами двух групп — «пятерок», которые на вокзале ловили воров, незадолго до этого исключенных из ФЗУ. Бовтручуку был даже выдан наган.

Рассказывал Бовтручук и о первой в ФЗУ зиме 1930/31 года. В общежитии — бараке на 200 человек в 40–45-градусный мороз была минусовая температура. Начался тиф. Пришлось бороться со вшами, самим заваливать барак снегом до крыши для тепла. В 1931 году «фабзайцев» перевели в кирпичное общежитие в «соцгороде».

Другой ученик ФЗУ Б. В. Захаров точно отметил характерную черту будущего Героя: «Он не старался быть первым, вожаком, или, как сейчас говорят, лидером. У Покрышкина это получалось само собой. Был он всегда спокоен, не суетлив, и к нему тянулись». Описывает Захаров и запомнившийся всем эпизод, когда группу, где старшим был Покрышкин, направили за город на прополку моркови в китайскую коммуну. Когда голодным ребятам предложили тухлую еду, Покрышкин, обозленный после переговоров с начальством, увел группу обратно и смог объяснить в ФЗУ причину самовольного ухода.

Питанием же «фабзайцы» были далеко не избалованы. Им долго пришлось сидеть на одних щах из соленой капусты или зеленых соленых помидоров (как говорила М. К. Покрышкина, эти щи Саша помнил всю жизнь). Как установила проверка комсомольской «легкой кавалерии», в столовой из доставляемых продуктов готовили коммерческие обеды и выгодно продавали их. Ученики школы ФЗУ из бывших беспризорников даже отказались выйти на работу. После разбирательства работники «нарпита» были отданы под суд.

А. И. Покрышкин тепло пишет о друзьях юности — Михаиле Сихворте, Косте Лобастове, братьях Бовтручуках и других. Сибирская дружба и взаимовыручка преодолевали все. И учились, и занимались спортом, и разгружали хлеб в ларьке на первом этаже общежития за вознаграждение — одна-две буханки: «В самодельном чайнике мы кипятили воду м блаженно запивали ею свежий хлеб».

Остается только удивляться здоровью тех ребят и Саши Покрышкина в первую очередь! С раннего утра до четырех часов дня он учился на отлично в ФЗУ, потом шел на вечерний рабфак Института сельхозмашиностроения. Занимался также в кружке рационализаторов и изобретателей, где его звали Сашка-инженер. В то время он уже разработал проект нового пулемета! Причем из Москвы пришел ответ, что расчеты правильны, но только что приняты документы на пулемет более скорострельный. Изобрел юный Покрышкин и самоповорачивающиеся фары для автомобиля.

И уже в темноте, опять же в 40-градусный мороз в плохонькой одежде и стоптанных еще летом ботинках он шел пройтись на лыжах по просторам новосибирского левобережья! Конечно, таких богатырей одолеть было невозможно даже рыцарям «третьего рейха»...

Что также проявилось уже в те годы в полной мере — это основательность, положительность Александра Ивановича. Особенно обидными для его вдовы Марии Кузьминичны были рассказы подходивших к могиле на Новодевичьем новосибирцев о том, что Покрышкин в юности славился как бесшабашный хулиган. Эти слухи оказались весьма живучими. Молва приписала трижды Герою «деяния» Петра и Алексея, братьев Александра Ивановича, которые действительно не отличались примерным поведением. Тем более что закаменские отчаянность и непокорность были, конечно, свойственны будущему летчику.