Читать онлайн «Репин». Страница 22

— Нет, нет, мой друг: мое мнение есть мое, и я с идеей этой картины примириться не могу.

То была крупица горечи, которая отозвалась в сердце острой болью. И потом могла жужжать вокруг сладкая похвала: поверх всей учтивой великосветской лести вставали слова правдивой и резкой оценки писателя.

И Тургенев был прав. В этом произведении Репин выступил не как талантливый композитор, а как посредственный исполнитель.

Но первая заказная работа не была только творческой неудачей художника. Она говорила о большем. Автор таких искренних и проникновенных картин, как «Воскрешение дочери Иаира» и «Бурлаки», исполняя заказ трактирщика, пошел на некоторое соглашение со своей совестью. Он высказывал Пороховщикову недовольство тем, что в список не попали передовые композиторы, его современники. Но когда заказчик с ним не согласился, Репин покорно исполнил все его предписания. Не швырнул ему обратно деньги, не бросил писать картину, а продолжал работать, стараясь не слушать предупреждающего голоса совести.

Это был, может быть, первый идейный и творческий компромисс молодого художника. И как рисунок Каракозова, сделанный по наблюдениям перед казнью революционера, был предвестником прогрессивного течения в репинском искусстве, так смирение перед заказчиком при написании «Славянских композиторов» впоследствии нашло свое отражение во многих необъяснимых поступках в биографии художника.

Незадолго перед смертью М. Мусоргского Репин написал портрет композитора. Это произведение — вершина репинского гения в портретном искусстве. Может быть, именно этим потрясающим изображением своего любимого композитора Репин несколько оправдался перед историей за то, что в свое время не сумел настоять на включении Мусоргского в написанный им групповой портрет.

«Славянские композиторы» находятся сейчас в Московской консерватории имени Чайковского, который также блистательно отсутствует в картине, подписанной именем Репина и вызывающей у зрителей множество досадных недоумений.

Академия окончена, можно бы уже отправиться в заграничное путешествие. Но Репин не спешит с отъездом. Месяц проходит за месяцем, а он все еще живет в Петербурге, и не видно конца делам, задерживающим его в столице.

Их множество — творческих и личных. Не окончена картина «Бурлаки». Нет мастерской. Поиски отнимают много времени, а пока художник пишет в той, которая была его ученической обителью.

Среди дня, наполненного непрерывным трудом, вдруг вспыхивает тревога: давно нет писем от юной Веры Шевцовой.

Она учится в институте, дома бывает не часто. И летят пылкие письма. Скрываясь от подруг, краснея и радуясь, Вера читает строки, наполненные ласковыми признаниями. Ей, почти девочке, льстит внимание Репина, очень нравится этот даровитый, увлекающийся человек.

Давно уже Репин чувствует себя у Шевцовых как в родной семье. С Александром подружился еще с рисовальной школы на Бирже, остался товарищем и в Академии.

Пока Вера была маленькой, она уходила спать, когда молодежь по вечерам танцевала до упаду. А Репин с юности питал большую склонность к танцам и был в них неутомим.

Но шли годы, девочка превращалась в живого и застенчивого подростка и уже не убегала в детскую, когда в гостиной раздавались звуки вальса.

Потом подкралась нежность, и Репину хотелось танцевать только с этой маленькой, хрупкой девушкой, в фанты играть, сидя рядом с ней. Она умела так вдумчиво слушать, когда Репин говорил об искусстве; ей и самой иногда удавалось вылепить очень живую фигурку или нарисовать зверька. Она не чужда была искусства, и потому таким близким казался ей Репин.

Он очень скучал без нее, вскипал, когда подолгу не получал ответа, и позже говаривал, что Вера, «как истинный художник, очень не любит писать писем».

Репин тянулся к чистоте и нежности этой девушки, выросшей у него на глазах. После своей неприютной и беспорядочной холостяцкой жизни он льнул к ней, почти еще подростку, к ее расцветающей юности. Он будоражил Веру письмами, бередя ее сердце своим нетерпением. Она была уже невестой Репина и продолжала учиться. Но так и не кончила института, став его женой.

11 февраля 1872 года Репин повенчался с Верой Шевцовой в академической церкви. Началась новая полоса в его биографии — семейная жизнь.

Весной он поехал в Москву вместе с женой. Они ходили по музеям и выставкам, вживались в московскую старину, а по вечерам, когда «особа миниатюрного формата», утомившись, засыпала, Репин писал Стасову свои впечатления о картинах московских художников, о своем непреходящем восхищении «Явлением Христа народу» А. Иванова, о Москве.

Вскоре открылась гостиница «Славянский базар», тогда впервые была показана новая картина Репина. А потом супруги сели в поезд и покатили в Нижний, на Волгу, туда, где еще что-то было недосмотрено для «Бурлаков». Теперь они одни безраздельно владеют творческим миром художника.

Через двадцать три года Репин вспоминал об этой поездке в письме к П. Алабину:

«Вторая поездка моя на Волгу в 1872 году для окончания картины ограничилась одной Самарой. С молодой женой я поместился на набережной, в небольшом домике, окнами на Волгу, и в продолжение недели рисовал и писал этюды с бурлаков на барках, подолгу оставаясь в их обществе».

По возвращении Репин работает над картиной и покидает своих волжан только для того, чтобы написать портрет Стасова, которому суждено было на протяжении многолетней дружбы часто служить моделью для Репина. Он всегда писал и рисовал критика с воодушевлением, не уставая находить новые черты в своеобразной осанке друга.

Глубокой осенью у Репиных родилась дочь. Назвали Верой. Скорей, скорей поделиться со Стасовым новостью:

«Столько хлопот, столько горя, страданий и, наконец, столько радостей!»

Забота о маленькой и малюсенькой Верах становится приметной частью жизни. Новое чувство отцовства поселилось в его сердце, тревожа и радуя, беспокоя и развлекая.

Порой, работая над акварелью, создавая какой-то новый эскиз будущей картины, записывая другу в письме свои мысли, Репин невольно прислушивался к тому, что происходило в соседней комнате. Там была своя жизнь. Раздавался резкий крик (дочь шумно входила в жизнь), неясное щебетанье, ласковая колыбельная песнь.

И в письме к Стасову, после мыслей о новой статуе «Петра» Антокольского, высокой ее оценки, короткая, но такая многозначительная фраза:

«…из другой комнаты долетают до уха звуки, к которым я еще не привык, — а так тянут».

Скупо говорит о своих новых ощущениях художник. Но почти в каждом письме к друзьям теперь есть одно-два словечка, которые показывают, как раскрылось сердце Репина-отца для новых, больших чувств.