Читать онлайн «Дневник А. А. Любищева за 1918-1922 гг.». Страница 8

Из интересных фактов следует отметить:

1) стр. 119 — чередование амитоза и митоза;

2) стр. 139, сходство сперматозоидов мизостом и турбеллярий — эти две группы вообще заслуживают более близкого изучения (следует поговорить с Беклемишевым), так как тут мы, может, можем найти формообразование в сходных стилях двух совершенно различных групп:

(стр. 159, стр. 49 (фиг. 102)), лучистость вне деления (лейкоциты саламандр и желточные ядра); ряд колец микрозом в сперматогониях саламандры по Дрюнеру,

(стр. 326, ф. 156) следовало бы постараться получить такие препараты для демонстративной коллекции, как и ядра личинок Хирономуса

(стр. 35, фиг 14/4) при разрезе стентора приступившего к делению безъядерный кусок закончил образование перистома

(стр. 342); это, по-моему, доказывает, что ядро не есть кинетический и вообще динамический центр, а лишь химическая фабрика;

5) стр. 412, интересны опыты Вильсона, почему-то замалчиваемые сторонниками детерминизма, что даже у Нереис при развитии под давлением, клетки, долженствовавшие образовать первый квартет микромеров, дают энтодерму, т. е. значит и здесь детерминизм вовсе не безусловен, а бластомеры эквипотенциальтены.

Интересно также, что Вильсоном (стр. 372–373) указывается ряд серьезных ограничений правила Бальфура (зависимость дробления от количества желтка) из дробления Нереис, Ариция, образования полярных клеток: тем не менее это правило по-прежнему царит и работа Гурвича принимается совершенно за еретическую.

Потратил всего 3 ч.

Прочел (в отбросах времени) первые две части книги Вольф-Снапека «Дигезандте фотографи ин зиссеншарт унд техник». Ряд интересных указаний: фотографий облаков (стр. 66–67), полярных сияний (1, 75), кристаллизационный микроскоп (1, 86), стереоскопические снимки при помощи одной камеры (1, 93), телеобъективы (11, 53), подводная фотография (11, 56), стереоскопические снимки микроскопических препаратов (11, 46, 87), микрофотография и фотографирование ультрафиолетовыми лучами (11, 27, 43, 47); последнее дает действительно возможность фотографировать структуры, невидимые глазом (литература на отдельном листке). Наибольший интерес, хотя и не специально фотографический вызвало во мне рассмотрение фотографий снежинок.

Мне представляется, что тут целый ряд возникает вопросов, чрезвычайно интересных для биологов. Прежде всего интересна специфичность формообразования снежинок, что заставляет их кристаллизоваться в формах столь различных стилей и притом всегда строго симметричных. Здесь несомненно много такого, что могло бы быть использовано механистами против биологического учения о специальной динамической детерминации. Было бы интересно узнать зависит ли образование снежинки от ее состава (например, та или иная сложность молекулы воды, пошедшей на образование ядра снежинки); показывает ли снежинка влияние на части — интересно бы поставить опыты с регенерацией при помощи кристаллизационного микроскопа (см. у Лемана — жидкие кристаллы) и вопрос о дальнейшем росте снежинок, например, в атмосфере насыщенных паров. Наконец, в том случае, если бы удалось искусственно получать снежинки, интересно было бы поставить опыты с наследованием формы их и возможностью существования «чистых линий». Такие исследования, на мой взгляд, обнаружили бы истинную цену поверхностных аналогий между кристаллами и организмами.

О проявлении математических идей в художественном творчестве и органическом мире.

Мое стремление отыскать математическую формулировку процессам органического формообразования основано на попадании в природе структур, так сказать, бросающихся в глаза своей строгой математичностью, сутурные линии аммонитов, раковины, листья и т. д. На это может последовать такое возражение: математические по внешности линии встречаются и там, где заведомо не может быть и речи о том, что творцом этих линий руководило математическое знание; сюда относятся прежде всего продукты художественного творчества, например, вазы (в особенности, например, вазы эгейской культуры, которые по форме часто совершенно точно передают эллипс или другие кривые — цитирую по статье Брюсова — учителя учителей), затем строго геометрическими очертаниями обладают, например, клинки ножей, хотя здесь вполне возможно участие математики, по крайней мере при современной фабрикации инструментов. Мне думается, объяснить это может тем, что математические линии обладают, так сказать, наибольшей плавностью очертаний и потому всего более удовлетворят нашему представлению о красивом. Иначе говоря, наиболее красивым считается то, что дает, так сказать, наиболее естественную, наиболее плавную изменчивость. Поэтому лица, обладающие художественным вкусом, могут чертить математические кривые, не зная математики, интуитивно улавливая их основное свойство.

Во времена эгейской культуры вряд ли имелись сведения по геометрии и произведение эллиптических ваз именно и объясняется такой интуицией. Это позволяет заложить основание объективной эстетики в области изобразительных искусств, подобно тому, как нахождение гармонии объяснило приятность звуков. Другой, гораздо более интересный вопрос заключается в том, имеет ли объективная эстетика надежду на самостоятельное развитие, т. е. нахождение путей, по которым должно развиваться понятие красоты. Как ни мало мне известна музыкальная область, я все-таки слыхал, что законы консонанса и диссонанса не абсолютны. Их, кажется нарушал Вагнер, а в особенности часто нарушал Скрябин (и, следовательно, учение Гельмгольца о причине приятности созвучий, являясь вполне объективным, исчерпывает только частный случай объективной эстетики в области звука. Подобно этому создание плавных линий может явиться только частным случаем законов объективной эстетики и было бы чрезвычайно интересно, если бы открытие этих законов дало возможность предсказания новых художественных форм. Здесь алгебра не только проверяет геометрию, но и дает возможности гармонии вступить на новые пути или, по крайней мере, подскажет появление этих новых путей. Изучение органического мира может здесь оказать очень большую услугу: иначе как проявлением своего рода декаданса можно объяснить появление причудливых форм Мембрацил и Терттогид, а также многих жуков из семейства Хризомелид и др. Опять таки и в этом декадансе можно видеть не только анархическую изменчивость, а лишь нарушение некоторых норм, обязательных для более строгого классического творчества. Наряду с закономерным декадансом, очевидно, может существовать и декаданс в подлинном смысле этого слова, т. е. полное нарушение эстетических норм, а часто сознательное искание «новых путей во что бы то ни стало». Поэтому вполне возможным является и нахождение так сказать, периодической системы стилей и форм художественного творчества вместе с доказательством ограниченности числа этих форм. Периодическое изменение и ограниченность художественных форм могут быть привлечены к объяснению совпадения вкусов у разных народов в обыденной жизни, в частности, в явлениях моды. Наиболее ярким примером должно здесь служить, хотя бы чрезвычайное сходство туалетов Кносского лабиринта и современных (шляпы, турнюры, декольте, юбки и т. д.) тем более, что здесь совершенно исключается возможность влияния одного на другое.