Читать онлайн «Повесть о великом инженере». Страница 3

К началу семидесятых годов Императорское техническое училище по-прежнему представляло собой полузакрытое учебное заведение. Воспитанники делились на пансионеров (казеннокоштных) и частных (своекоштных). Наряду с простонародьем в аудиториях появляются выходцы из дворянских и богатых купеческих семейств. Руководители училища не скрывают, что цель его отнюдь не в том, чтобы давать инженерные дипломы «кухаркиным детям». Первый директор Императорского технического училища В. К. Делла-Вос радуется тому, что «между поступающими в наше заведение встречаются имена, принадлежащие почетным и знаменитым в промышленной сфере московским фабрикантам и заводчикам».

«Отчего, в самом деле, наши фирмы недолговечны и редко переходят в третье поколение? Отчего наши фабрики и заводы, переходя от отца к сыну, теряют часто значительную часть своего значения и блеска, а в третьем поколении закрываются и перестают действовать? - вопрошает директор училища.- Оттого, что наше богатое промышленное сословие жило всегда настоящим и мало заботилось о том роде образования, которое необходимо развивать в своем сословии».

Казеннокоштные воспитанники, в том числе и Шухов, поступивший сюда в 1871 году, живут в общественных дортуарах. Их привилегированные сверстники устраиваются на квартирах у инспекторов училища и в частных домах, пользуясь несравненно большей свободой.

Немалых трудов стоит Шухову привыкнуть к строгому режиму, казарменной дисциплине, мелочному надзору, к ущемлению элементарных прав. «Общие правила», разработанные для Императорского технического училища, строго регламентируют жизнь студентов. Запрещается принимать участие в каких бы то ни было обществах или кружках, быть членами клубов или общественных собраний («хотя и не имеющих преступных целей»), писать статьи для журналов или газет без особого разрешения начальства, произносить публичные речи, подавать адреса, жалобы, прошения, посылать депутации, вывешивать объявления от целого класса или отделения. Установлена шкала наказаний за нарушение правил, а также за «несоблюдение приличий», формы в одежде, неисполнение учебных заданий, неявку из отпуска в установленный срок и т. д.

Как скоро убеждается Шухов, правила ложатся особенно тяжелым гнетом на бедных студентов. Дети богатых и влиятельных родителей всегда могут подкинуть преподавателю куш за репетиторство или за помощь при подготовке к экзаменам. Ни для кого не секрет, что чертежи можно заказать бедному студенту, а проект, сделанный опять же бедным студентом, купить у сторожа.

Шухов не испытывает никакой зависти к золотой молодежи - завсегдатаям трактиров «Рим» на Разгуляе и «Амстердам» на Немецком рынке. Разве не эти саврасы в студенческих тужурках вынуждены выпрашивать у него конспекты лекций? Привычка к методичному и упорному труду, выработанная еще в гимназии, когда он давал уроки учащимся младших классов, чтобы помочь семье, пригодилась и теперь. Он ничем не похож на тех своих однокашников, которые не успевают следить за сложными математическими выкладками профессоров и с отчаянием думают об экзаменах.

Надзиратели, которые через специальные глазки подглядывают, все ли учащиеся внимательно слушают лекции, должны признать, что студент Шухов на редкость трудолюбив и прилежен. Немало пользы извлекает Шухов и из практических занятий в мастерских училища, где студенты осваивают начала токарного дела, сверление, строгание и кузнечную обработку металлов.

Казарменная дисциплина, атмосфера неусыпного надзора не по душе Шухову. Много лет спустя он напишет:

«Чему нас учили? Даже с точки зрения решенных в то время наукой вопросов наше образование грешило многими пробелами. При изучении механики нам не давали никаких точных сведений о расчетах механизмов. Естественно, в то время мы не имели никакого понятия ни о радио, ни о телефоне, не имели понятия о турбинах и даже электрическом свете. Впервые электрическую лампочку я увидел в Англии спустя несколько лет по окончании училища.

Недостаток технических знаний, которых, правда, в то время нам и не могли дать, с лихвой восполнялся нелюбимым законом божиим. Им пичкали нас до того усердно, что можно было думать, что из нас собираются готовить церковных служителей, а не инженеров. Закон божий как нельзя лучше дополняла казарменная дисциплина.

Казарменная обстановка все же не могла противостоять просачиванию революционных идей. Мы увлекались теорией Сен-Симона, Фурье… Много лет спустя, к моей великой гордости, наше училище стало очагом большевистских идей. Все же чем характерна была организация учебного процесса еще в самых ранних истоках развития училища? От нас требовали прекрасного усвоения основ физико-математических знаний, на базе которых инженер имеет все для своего дальнейшего самостоятельного роста».

Математика предстает перед студентами как своего рода «канон умственной архитектуры», позволяющий возводить вполне устойчивые и экономные конструкции в любой части человеческой деятельности. Молодого Шухова, с одной стороны, привлекают логические построения математиков, выгодно отличающиеся от истин, провозглашаемых философами. Математические методы помогают превращать расплывчатые, туманные догадки в точные решения.

Но, с другой стороны, математика, говоря словами академика А. Н. Крылова, «сама создает те идеальные образы, над которыми она оперирует, не только не прибегая при этом к наглядности, но тщательно изгоняя из своих рассуждений и доказательств всякую наглядность, всякое свидетельство чувств. Ясно, что практик-техник, каковым и должен быть всякий инженер, смотрит на дело совершенно иначе. Он должен развивать не только свой ум, но и свои чувства так, чтобы они его не обманывали».

Ученый-математик не слишком ценит вычислительные процессы, особенно доведение их до конца, «инженер же смотрит на дело как раз обратно: в решении вычислением конкретно поставленного вопроса он видит и ценит именно прикладную сторону…»

Есть все основания предположить, что при всем уважении к чистой математике студенту Шухову был более по душе именно практический подход к науке.

Успехи Шухова заметил и оценил не только профессор Жуковский, преподающий в училище высшую математику и теоретическую механику, но и педагоги, ведущие со студентами практические занятия по слесарному, токарному, литейному и кузнечному мастерству. Незадолго до выпуска Шухов сделал доклад об изобретенной им форсунке.

Прощай, училище! Прощайте, аудитории, мастерские и чертежные, тихие вечера в читальном зале с шелестом страниц и шипением газовых светильников, прощай, безудержное молодое веселье в татьянин день! Тревоги выпускных экзаменов позади. Свернуты в трубку чертежи дипломного проекта, сброшен форменный сюртук с шитыми буквами ИТУ на погончиках. Нет больше студента Шухова, есть инженер-механик Владимир Григорьевич Шухов. Об этом неопровержимо свидетельствует и лежащее на столе письмо, обращенное к «господину инженеру-механику Владимиру Шухову»: